Анна Берсенева - Глашенька

Глаша осторожно, через плечо посмотрела на него. Как это – заменить скатерть? Сейчас официант скажет: сам знаю, что со скатертью делать.

Но официант ничего про скатерть не сказал. Когда он ушел, Лазарь спросил:

– Что вы так испуганно смотрите, Глашенька? Все еще пьяных боитесь? – Он кивнул на компанию в противоположном конце вагона.

– Нет, – покачала головой Глаша. Хотя пьяных она боялась тоже. – Просто я удивилась.

– Чему? – не понял он.

– Что вы сказали официанту заменить скатерть. Разве это можно сделать?

– Он, наверное, считает, что нельзя, – серьезно глядя ей в глаза, ответил Лазарь. – А я считаю, что можно и нужно. Потому что скатерть грязная. А вы, наверно, в первый раз в ресторане, – вдруг догадался он.

Впрочем, особой догадливости для этого не требовалось. Глаша отлично представляла, как выглядит со стороны, да еще в глазах такого проницательного человека, каким, похоже, был Лазарь.

«Ну-ка, хватит трястись! – сердито одернула себя она. – Подумаешь, ресторан! Что такого особенного? Я ведь уже студентка! В Москве, может быть, каждую неделю в рестораны буду ходить! Или хотя бы каждый месяц».

До сих пор, правда, она не собиралась посещать в Москве рестораны; даже и мысль о них как-то не приходила ей в голову. Но стоило ей сейчас вспомнить, что она студентка, а значит, совсем взрослая, как самообладание сразу же к ней вернулось. И ей снова стало интересно рассмотреть получше и ресторан, и своего неожиданного знакомца.

В ресторане, впрочем, ничего интересного не было. Обычные вагонные столики, разве что побольше, чем в купе, и скатерти на них в самом деле грязные, как и все поездное белье, и занавески на окнах серые, застиранные… На фоне этих занавесок рубашка Лазаря выглядела просто кипенно-белой. Даже не измялась в дороге! Вроде бы мелочь, а вызывает уважение.

– Вы едете в Москву в командировку? – поспешно спросила Глаша.

Ей совсем не хотелось, чтобы Лазарь догадался о ее глупых наблюдениях над его внешностью, и особенно о том, что она сравнивает его рубашку с занавеской.

– А может быть, я москвич и домой возвращаюсь?

Внимание перебилось в его глазах смешинкой, и смешинка эта была так заметна, что насчет москвича Глаша ему не поверила.

– Мне кажется, вы не возвращаетесь домой, – сказала она.

– Почему вы так решили?

– А вы про Псков сказали «у нас», – объяснила она.

Не объяснять же было про смешинку в его глазах.

– У вас хорошая память, – заметил Лазарь.

– Самая обыкновенная, – пожала плечами Глаша. – Это просто особенность женского сознания вообще – держать в памяти множество мелочей.

– Ого! – удивился он. – Интересные у вас наблюдения.

– Это не мои наблюдения, – смутилась она. – А психологов. А я просто довольно много читала по психологии.

– Вы поступили на психологический факультет? – поинтересовался Лазарь.

– На исторический. Я люблю историю.

– Глаша, вы не перестаете меня удивлять! – Он даже головой покачал от удивления.

– Почему? – не поняла она.

– Потому что вид у вас такой, что невозможно представить, чтобы вас интересовало что-нибудь серьезное. Сколько вам лет, семнадцать?

– Шестнадцать, – буркнула Глаша.

Все-таки обидно, что он разговаривает с ней как с дурочкой! Хотя к тому, что ее считают маленькой, Глаше было не привыкать. Точно на свой возраст она выглядела, может, только в коляске. А уже в младшей группе детского сада, мама говорила, ее принимали за ясельного ребенка и удивлялись, как это такую маленькую вообще в садик взяли.

В школу ее, правда, приняли даже на год раньше, чем положено: мама упросила, потому что ее уже стало пугать дочкино увлечение взрослыми книжками, которым она не знала, как руководить.

В третьем классе Глаша выглядела первоклашкой, а в восьмом ее даже не хотели принимать в комсомол, потому что не верили, что такая небольшая девочка может быть идейной. Она была не то что маленького роста – хотя и это тоже, – но главное, она была такая… Ну, невзрослая с виду, наверное.

– Выглядите еще младше, – улыбнулся Лазарь. И, всмотревшись в ее обиженное лицо, добавил: – Не расстраивайтесь. Лет через двадцать это качество будет казаться вам драгоценным.

Этому утверждению Глаша не поверила. Ну не все ли равно ей будет лет через двадцать, как она выглядит? В том возрасте, в котором она будет тогда, это уже не может иметь значения. Вот мама ведь не думает о своей внешности. То есть выглядит мама, конечно, красиво, но это получается как-то само собой, а думает она только о том, чтобы все хорошо было у папы и Глаши.