Людмила Леонидова - Ключи от Лас-Вегаса

— Лучше минеральной воды без газа, — попросил тот.

Не успев передать его пожелание, босс вновь услышал голос секретарши.

— Геннадий Александрович, к вам какая-то девушка рвется. Настаивает, что есть договоренность с вами. У нас на сегодня ее в списке нет.

— Хорошо. Пусть подождет, — раздраженно бросил шеф и, вспомнив про резюме, поднялся с кресла и подошел к факсу.

Цветная, четкая фотография на белом листе с текстом на полстранички заставила его замереть: розовые пухлые губки Лизаветы были плотно сжаты. Огромные глаза серьезно смотрели в объектив.

Решив, что у него глюки, Геннадий поспешил к столу и, надев очки, внимательно всмотрелся в лицо.

— Простите, — бросил он на ходу клиенту, — я на минуту отлучусь. Вам сейчас принесут воды.

Вылетев в приемную, он увидел на кресле возле секретарши коричневый рюкзачок.

— Где она? — еле сдерживаясь, почти выкрикнул Геннадий.

Секретарша удивленно оторвалась от приготовления кофе и показала рукой на холл возле гардероба. Шеф в два прыжка пересек приемную и вылетел в холл. Там, перед большим зеркалом, стояла Наташина протеже, она же «бархатная шляпка»…

— Я забыла, когда перестала мечтать, — подперев подбородок кулаком, печально произнесла Татьяна.

Галя, подруга Натки со школьной скамьи, часто устраивала бабские посиделки. Ее уютная квартира была местом встреч однокашниц, однокурсниц, просто давних знакомых, где оттягивались «девочки». Здесь они болтали, перемывали кости мужьям, плакались друг другу.

— Когда мне было лет семь, — продолжала женщина, — все девчонки носили резиновые ботики, в которых бродили по лужам. Я так им завидовала. А у меня не было ботиков. Мне ужасно хотелось тоже шлепать по грязи, чтобы брызги — в разные стороны! Когда я засыпала, я мечтала, что проснусь, а ботики стоят у меня под кроватью, блестящие, с пряжечкой на боку. Я даже во сне шарила рукой, думая, что они чудом окажутся там.

— А я мечтала о первом поцелуе. Воображала, что это будет непременно как в сказке… — Галка, зажмурившись, потянулась. Несмотря на свою несовременную внешность, она притягивала людей добродушием, домашностью и теплом.

— На белом коне, в красном плаще, — язвительно подсказала Татьяна.

Натка с пониманием посмотрела в открытое лицо своей доброй подруги.

— Что ты юродствуешь, — упрекнула Галина сестру. — Я так хорошо это помню, девчонкой закрываешь глаза и даже чувствуешь тепло от первого поцелуя, оно разливается по всему телу…

— Ага, а когда открываешь глаза, оказываешься на гинекологическом кресле, и инструменты звяк-звяк… — опять перебила Татьяна, в ее голосе чувствовалась злость и раздражение на несложившуюся жизнь.

— Господи! Ну почему ты все о плохом да о плохом, — выдохнула Галина.

— Хорошего мало было, — огрызнулась женщина.

— У меня тоже жизнь не сахар! — в сердцах воскликнула Галина. — Но я ни о чем не жалею, потому что любила.

— Ну зачем такая любовь! — обращаясь к Натке за поддержкой, возмутилась Татьяна. — Ни кола ни двора, да еще гулял по-черному.

— Я ведь ни о чем не догадывалась, — удрученно проговорила Галина, ища сочувствия у старой подруги.

Татьяна осуждающе покачала головой.

Сестры не походили друг на друга ни внешностью, ни характерами. Умеющая постоять за себя, быстрая и активная Татьяна была моложе и красивее Галины: черные кудрявые волосы, яркие зеленые глаза, аккуратный носик.

— А потом, знаете, девочки, — Галина медленным движением поправила русые волосы, выбившиеся из-под старомодного заколотого на затылке пучка, — когда догадалась, не могла с ним даже рядом по улицам ходить. Что-то со мной произошло. — Она тяжело вздохнула, и большие серые глаза, обрамленные сеткой морщин, наполнились слезами. — Идем вместе куда-нибудь, просто по делу, а мне хочется невольно на другую сторону перейти, какая-то волна неприязни от него на меня накатывалась. И сердце начинало сжиматься.

— А я, наоборот, когда папочка Лизаветы прискакал и доложил, что больше приходить к нам не будет, потому что его тесть пронюхал и пообещал лишить всего-всего, если он от нас с дочкой не откажется, меня словно к нему прилепили. До этого, придет или не придет, мне было все едино. Лишь бы деньги давал, а когда узнала, что последний раз, что отбывает навсегда, даже показалось, что влюбилась. Потом, правда, когда другой спонсор нашелся, я о нем и думать забыла. Только Лизка все спрашивала, где да где папочка?