Шугар Раутборд - Сладость мести

Кингмен Беддл вполне бы мог сыграть роль святого: ему не пришлось бы долго вживаться в этот образ. Вот и теперь, стоя в глубоком раздумье в председательском кабинете, разместившемся в небоскребе Беддл-Билдинг — этом трофее, полученном после одной из многочисленных судейских битв, — Кингмен, освещенный полуденным солнцем Манхэттена, профильтрованные и отраженные лучи которого впитывались темной тканью костюма, и впрямь походил на служителя Господа, а не на приверженца Маммоны. Однако трудно было придумать образ, более далекий от действительности. Хотя для публики он объявил себя католиком, а совсем недавно даже имел частную аудиенцию у папы Римского, красочный отчет о которой можно было прочесть в последнем номере «Нью-Йорк мэгэзин», еще лежавшем на безбрежной поверхности председательского стола, все это скорее относилось к имиджу, чем к реальной набожности Кингмена Беддла. Его единственной религией оставался культ обогащения, а Нью-Йорк восьмидесятых стал его Землей Обетованной.

Популярные газеты и журналы взволнованно и наперебой рассуждали о загадке пришельца, метеором ворвавшегося в созвездие светил финансового бизнеса и в мгновение ока затмившего его прежних сиятельных владык, новичка, сумевшего потеснить корпоративные шайки, давно обосновавшиеся на Уолл-стрит. То обстоятельство, что этот потомок ирландцев с гривой роскошных ярких волос был ко всему прочему еще и дьявольски красив, лишь содействовало превращению Кингмена Беддла в героя местного фольклора. Для толпы он стал нынешним Дж. П. Морганом, ошеломляющим соперников своей масштабностью и энергией, человеком, играющим в «монополию», но только всерьез — без дураков. Он казался Джоном Д. Рокфеллером периода взлета, виртуозом по части стяжательства, или, если угодно, Генри Фордом, помпезно отплывающем в Европу на океанском лайнере «Оскар II» в попытке удержать Соединенные Штаты от вступления в первую мировую войну и для этого бросающего жену и любовницу, Генри Фордом, безжалостно разрывающим контракты и союзы с военными преступниками и убийцами. Кстати, Кингмен Беддл стал обладателем двух запонок для манжет, которыми когда-то пользовался Генри Форд. Кингмен Беддл во все времена в душе ощущал себя выскочкой и любой ценой стремился заполучить вещь, которой прежде владел какой-нибудь магнат или знаменитость.

Кингмен Беддл смахнул со своего костюма, сшитого на заказ в фирме «Шепард энд Андерсен Севил Роу», ниточку, и та, падая, вспыхнула в потоке солнечных пылинок, льющихся в кабинет из громадного треугольного светового люка. Силуэт Беддл-Билдинга в свое время изменил лицо Нью-Йорка; так, по крайней мере, писали восторженные критики, имя которым — легион. Средневековые иллюстрированные манускрипты из коллекции Беддла, разложенные в витринах из тяжелого полированного дерева под конусообразными стеклянными колпаками, были освещены ослепительными столбами солнечного света, пробивающегося в помещение через особый арочный люк. В буйстве света серебряные рамки для фотографий и картин фирмы «Картье» сверкали так сильно, что он щурил свои синевато-серые глаза с набухшими веками. На рульменовском письменном столе стоимостью в миллион долларов стояли три такие рамки с тремя фотографиями: Кингмен Беддл на собственной яхте в компании с президентом США, одна из двух Энн (снято несколько лет назад) и Флинг — совершенно живая на поразительно красивой фотографии из первой серии рекламы продукции «Кармен Косметикс». Теперь к рамке кем-то была привязана черно-шафранная лента — знак посмертного уважения и памяти. Кингмен легким движением руки сбросил ленту. Он успел устать за эти дни: от проблем, вызванных ее смертью, от мыслей о тех фантастических убытках, которые грозят фирме. Смерть глянула в Беддл-Билдинг и утащила его жену — фотомодель, рекламировавшую продукцию «Кармен Косметикс». Это могло разрушить фирму, главную дойную корову в его стаде, с той же быстротой, с которой она возникла.

Аршинный заголовок на обложке «Нью-Йорк пост» вопил: «Флинг! Фюйть! Бах!» — возвещая о самоубийстве американской супермодели, сбросившейся с крыши небоскреба Беддл-Билдинг. Кингмен только что прибыл из аэропорта. Но он уже знал обо всем из газет, прочитанных по дороге, и со слов своего шофера. Это случилось позавчера. Слухи и факты перемешались в его воспаленном от бессонницы мозгу, а времени, чтобы все осмыслить и расставить по местам, просто не было. Флинг! Как могла она сделать такое? С ним! Именно теперь! Так безжалостно! Еще позавчера он был на вершине богатства и славы, и вот Флинг, это невинное создание с гримаской надувшегося ребенка, шагнула через край, словно бы принося себя в жертву. Кому? Зачем? Флинг! Кто бы в агентстве ни дал ей некогда это прозвище, он знал, что делал. Флинг, флирт, фюйть. Не так давно это имя буквально околдовало целое поколение американцев и американок. Сегодня оно звучало, как насмешка.