Дикси БРАУНИНГ: ТЕНЬ ПРОШЛОГО

– Кто это? – вопросил он, но она молчала. – Челис, ты меня слышишь?

Положить трубку было все равно что отсечь руку. Пока линия была открыта, тоненькая ниточка связывала ее с Бенджамином, с Ядкин-Трейс.

– Челис, ради Бога, приди в себя! Подавив вздох, она опустила трубку и одарила человека, неуклюже топтавшегося рядом, своей ослепительной улыбкой. Опять она возвращается к тому же! Грамотная, квалифицированная, совсем уже взрослая Челис Кеньон ведет себя как четырнадцатилетняя девчонка, которая впервые втрескалась по уши.

А что ей еще остается при таких обстоятельствах, горько подумала она.

– Уолт, если хочешь выпить, налей себе сам. У меня что-то голова разболелась.

Он пристально посмотрел на нее, и она, вздохнув, стала готовиться к новой душевной битве.

– Уолт, – начала она.

– Не надо, Челис. Сейчас ты спрячешься от меня в ванной. Но рано или поздно ты сумеешь разобраться в своих чувствах и выйдешь за меня замуж. – Он холодно и безучастно посмотрел ей в глаза и словно пригвоздил ее, она не могла отвести взгляд. – Да, я знаю, ты думаешь, будто влюблена в этого По, – И не смотри на меня так! Не надо держать меня за слепого идиота, Челис. Но По далеко, на своей ферме, а ты там, где твое место, и, если начистоту, дорогая моя, я не представляю себе, как ты будешь до конца своих дней доить коров и ходить по окружным ярмаркам. – Он оглядел ее атласный светло-серый костюм с желтоватым оттенком, черно-коричневую шифоновую блузку и бронзовые туфли с переплетенными ремешками. Из драгоценностей на ней были только сережки с жемчугом и топазом.

Положив руки Уолту на плечи, Челис лбом прислонилась к его груди. Его рубашка пахла не стиральным порошком, не лошадьми и табаком, а дорогим одеколоном. Она утомленно подняла голову.

– Уолт, я слепая дура! Я все это отлично понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Мы оба знаем, что ничего из этого не получится. Ты даже сам не представляешь, что значит для меня твоя просьба, но тут просто ничего не выйдет, – вяло проговорила она.

Он сделал движение, чтобы поцеловать ее, и у нее не было сил противиться, и она подняла лицо. Его поцелуй не был ей противен. Он целовал ее и раньше, даже делал одну-две вымученные попытки зайти чуть дальше, и, когда она тактично их отклоняла, оба испытывали облегчение. Теперь, сжимая пальцами его плечи под шерстяным костюмом, ртом ощущая прохладное прикосновение его губ, она против воли вспомнила другие плечи, другие губы.

– Ничего, моя дорогая, все уладится, – пробормотал он, слегка придерживая ее голову у своей груди, чтобы не нарушить ее безупречную прическу. Непонятно почему, но это ее обидело. – С физической стороной брака проблем не будет, но в нашем возрасте и положении гораздо важнее то, что мы абсолютно подходим друг другу и оба об этом знаем. Мы были не только деловыми партнерами, но и друзьями, а это гораздо более прочная связь, чем простая интрижка. Наш брак будет удачным, Челис. У нас уже и теперь немало общих интересов, а со временем их станет еще больше. Ты не пожалеешь, дорогая моя, обещаю тебе.

– Ты что, не слушаешь меня? – спросила она, выведенная из себя его несокрушимым самомнением. – Уолт, я твержу тебе снова и снова: я не могу выйти за тебя замуж! У меня даже приданого больше нет, забыл? – (Показалось ей или на самом деле он вздрогнул при этих словах?) – Уолт, ты мне бесконечно нравишься, но поверь мне, я была бы тебе ужасной женой.

– Ты просто устала, дорогая. Что касается коллекции, то ты поступила с ней так, как сочла нужным, и нам обоим пора бы об этом забыть. Уже поздно, а я не даю тебе отдохнуть. Можешь завтра поспать подольше. До одиннадцати ведь у нас срочных дел нет? Тэнси справится одна.

Когда он ушел, Челис долго еще сидела на диване, подобрав под себя ноги, и оглядывала свою маленькую комнату, переводя взгляд с приглушенно-серых стен на занавески из белого бамбука, с красивой этажерки из бронзы и стекла, которую она спасла от распродажи, после банкротства захудалого ресторанчика, на туалетный столик сомнительного происхождения с гнутыми ножками, служивший ей письменным столом. Картину довершали буйно разросшиеся и умело расположенные комнатные растения, но она внезапно ощутила смутную неудовлетворенность всем этим. Слишком уж все это изысканно, чересчур манерно. Куда больше нравилась ей та обстановка, которая устанавливалась естественным путем после смены нескольких поколений хозяев.

Когда она на другой день вошла в свою квартиру, опять звонил телефон. Выронив из рук сумочку и плоский портфель из цветной кожи, она схватила трубку и, задохнувшись, одними губами сказала: