Лариса Райт: Золотая струна для улитки

Андреа ставит перед ним тарелку с едой.

– Андреа! Какое заявление? В чем бы она его обвинила?

– В изнасиловании.

– Милая моя, разве ты не знаешь, что у нас мужья не насилуют жен?

– Мужья!

– Андреа, этот человек не собирался играть с Марийкой. Он хотел, чтобы она принадлежала ему безраздельно. Он наблюдал, не видел никого рядом и решился. Он сделал все так, как того требуют местные обычаи: прислал родителям Марийки калым, не обращая внимания на их протесты, пригласил муллу совершить обряд.

– Как же это возможно без согласия женщины?

– Деньги и власть – вот что всегда превращает невозможное в легковыполнимое. Он сделал Марийку своей женой и отказался от нее. «Мне не нужен испорченный материал», – так заявил он Розе, возвращая дочь.

Марат открывает и закрывает бутылку, щелкает пластиком. Андреа забирает воду, садится к нему на колени.

– Почему она ничего не сказала тебе? Неужели для нее этот насильно совершенный обряд имел законную силу?

– Нет. Думаю, нет. Для нее имел значение ребенок, который должен был появиться на свет после замужества. Знаешь мнение, что во всем случившемся надо винить прежде всего себя?

– Очень хорошо знаю.

– Вот и Марийка почему-то винила себя. Она отчего-то решила, что недостойна меня. Только меня забыла спросить. Почему-то ей показалось, что с мыслью о ее предательстве я справлюсь легче, чем с правдой. Почему?

Андреа прижимает к себе понурую голову, шепчет на ухо:

– Потому что она любила тебя и не хотела, чтобы ты закапывал в землю ее обидчика.

Марат закрывает лицо руками.

– А я-то все время думал, что она просто не захотела вешать на меня чужого ребенка.

– Ешь! Остынет.

– Спасибо.

Марат лениво ковыряет вилкой яичницу, нехотя кладет в рот.

– Вкусно?

– Очень.

– Знаешь, я хорошо готовлю.

– Тебе придется демонстрировать мне это каждый день.

Андреа смотрит на сидящего напротив мужчину. Он собирается каждый день есть ее стряпню.

– Поедешь со мной?

– Куда?

– A casa.

– Домой? Поеду.

– Я не поеду. И не упрашивай, детка. Испания – это слишком далеко для меня.

– Но почему, Роза?! Там замечательно. В Мадриде очень мягкий климат, там столько солнечных дней, как в вашей родной Киргизии.

– Нет, Андреа. Я уже приняла решение. Подумай сама, что я буду там делать? Язык не осилю. Общаться не с кем.

– А мы? А Наталка?

– У вас своя жизнь. А Наталка освоится быстро, тем более что она просто болеет Испанией. Спит и видит, когда наконец переедет туда.

– Вы думаете, она захочет ехать без вас? Вы же единственный по-настоящему родной ей человек.

– Конечно, Андреа, я ее бабушка, и она меня любит. Я старая, но не глупая. У меня есть глаза. Кровные узы, бесспорно, имеют огромное значение, но я же вижу, что ты для нее сейчас самая родная.

– Спасибо. Но, Роза, нам всем будет намного спокойнее, если вы поедете с нами. Ну что вы собираетесь делать одна в Москве?

– В Москве? Я не собираюсь оставаться в Москве. Я хочу вернуться в Бишкек. И не одна. У меня теперь собака и кот. Или ты собираешься увезти Эрфана?

– Я… я хотела… Но могу и оставить. Роза, мы не о кошке разговариваем!

– Нет, детка, не о кошке. Обо мне. И я еду в Бишкек. Там мой муж, моя дочь…

– А в Мадриде будет ваша внучка. И она жива. Вы уже решились оставить Киргизию ради нее. К чему возвращаться?

– Андреа, я согласилась уехать из Бишкека только ради Марата. Ради того, чтобы он никогда не узнал, что на самом деле случилось с Марийкой.

– Разве он не знает? Похищение, позор, разве этого не было?

– Было. Я говорю о гибели дочери. Наталка и Марат считают, что это был несчастный случай.

– Это не так?

– Нет. Тот человек – биологический отец Наталки – никогда не исчезал из жизни Марийки. Периодически появлялся, умолял, просил, угрожал. Он никогда не приходил к нам в дом – знал, что я спущу его с лестницы, не претендовал на Наталку, она ему была не нужна. Он подкарауливал Марийку на улице, всегда неожиданно, чтобы вылить на нее новую порцию упреков, слез, обещаний и оскорблений. Дочь никогда не рассказывала подробностей, но я понимала по ее лицу, что она с ним встречалась. Когда он выгнал Марийку, когда не стало моего мужа, этот человек надеялся, что дочь приползет к нему с протянутой рукой. Он верил, что такой день настанет, а он все не наступал и не наступал. И мерзавец устал ждать, решил поторопить события: организовал участие дочери в спектакле и падение с поддержки. Он рассчитывал, что Марийка получит инвалидность, не сможет работать и уступит ему.