Энн Мэйджер: Рыцарь в потускневших доспехах

— Наверное, тебе очень хотелось моей смерти.

— Я не смогла бы взять ее. Я думала, что мы разойдемся. Ты тогда уехал в Южную Америку сниматься в “Силе Тигра-2”. А я не знала, что беременна, когда ты уехал.

Их разговор казался ему нереальным. Словно не он сейчас в этом доме ночных кошмаров слушал историю сумасшедшей, сидящей рядом.

— Но почему ты раньше ничего не говорила мне? — прозвучал его голос откуда-то издалека — Я пыталась позвонить тебе в Южную Америку, но ты не отвечал на мои звонки. Я и вправду думала, что ты ушел навсегда. Я была в отчаянии. И не хотела растить ребенка одна. А когда ты в конце концов вернулся, я уже подписала документы ее приемным родителям. Мне было так стыдно.

Я не могла заставить себя рассказать тебе о нашей дочке, когда отношения между нами наладились.

— Наладились — Он иронически скривил губы.

— Я боялась снова потерять тебя. Я думала, что у нас будут другие дети, и я смогу забыть первого ребенка. Поэтому и забеременела Салли. Но появление Салли лишь вернуло боль потери первого ребенка. Я ревновала тебя к Салли, ты мог ее любить Я чувствовала себя такой виноватой.

Но еще больше винила во всем тебя.

Пораженный, он смотрел на огонек ее сигареты. Многое стало ясно то, что она не испытывала к Салли материнских чувств, ее депрессия, ее необъяснимые негодование и ревность.

Он уронил голову на руки.

Ничто из того, что они сделали друг другу, больше не имело значения. Только этот ребенок.

Волна новой отцовской муки разрывала его изнутри. Еще одна дочь. Неужели она тоже потеряна для него?

Наконец он поднял глаза — в опустошенные, темные раскосые глаза бывшей жены — Кристофер, ты не представляешь, каково мне было держать это в тайне.

Он с трудом заставил себя не повысить голос.

— Почему же ты рассказываешь мне об этом сейчас?

— Потому что это все время преследовало меня — Она нервно улыбнулась своей деланной светлой улыбкой, стряхивая пепел в пепельницу — Мне давно следовало рассказать тебе.

Разглядывая ее сигарету, Кристофер не позволил себе говорить Она с легкостью продолжала.

— Я покидаю твой дом И продолжаю жить.

— Что для тебя так же просто, как раньше, — констатировал он.

— Я не могу иначе У меня не такая сложная натура, как у тебя — Она, казалось, заколебалась — Предстоят расходы.

— Итак, снова о деньгах — по традиции? — В его твердом голосе послышались жестокие нотки — Ты решила приберечь пикантную новость — чтобы побольше взять за нее?

Она отшатнулась от него — Почему ты всегда такой гадкий? Темные животные инстинкты взыграли в нем. Его глаза сузились Он сжал руки в кулаки Но, когда начал говорить, его голос оставался спокойным.

— Сколько тебе нужно?

Она улыбнулась. И, разглядывая его, поднесла к губам сигарету.

Он долго смотрел в красивое лицо пустой неврастенички, которая когда-то обладала над ним пленительной властью. Женщина, на многие годы сделавшая его несчастным. Его изумило, что ее новость, которая произвела в нем эффект разорвавшейся бомбы, не вызвала никаких чувств к ней. Даже ненависть его к бывшей жене прошла.

Их страсть бушевала подобно разрушительному аду — до тех пор, пока последние дьявольские уголья не прогорели и их любовь не умерла. В холодной пустоте своего бывшего дома ему казалось невероятным, что он был так увлечен ею.

Наконец он свободен. Давным-давно он мечтал об этом — окончательно освободиться от нее. Но плата оказалась чересчур высока.

Кристофер вытащил чековую книжку. Маргарита назвала астрономическую цифру. При других обстоятельствах он сказал бы ей, что она сошла с ума. Но сейчас ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он подписывал чек. Ведь это было несравнимо со всем тем, за что он платил раньше.

— У кого моя дочь? — был его единственный вопрос.

А кем была Даллас? Интеллектуалкой, утонченным знатоком метафизических поэтов. Она погубила себя в захудалом приморском ресторане Южного Техаса. Там с религиозной горячностью, о которой и не подозревала прежде, она молилась, чтобы ее повар не напился в очередной раз.

По странной прихоти судьбы в тридцать два года у Даллас все еще не было ни своих детей, ни мужа. Зато на ее законном попечении оказались четверо ребятишек-сирот, скорее напоминающих диких индейцев, чем цивилизованных бледнолицых. И их любимцы — собака, пара линяющих попугаев, голубая цапля, два аквариума и три кошки. Плюс полуразвалившийся ресторанчик, полученный детьми в наследство, с причалом у канала.