Вера Колочкова - Научите меня любить

– Пап! А давай на даче шашлык сами сделаем, а? Сейчас через Каменку будем проезжать, там в магазине свинины купим и сделаем!

– Шашлыки? На даче? – повернул он к ней удивленное лицо.

– А что? Все же так делают! Потому и ездят туда с удовольствием, а не для того только, чтобы в земле, как черви, возиться! Давай, а?

– Да ну… Баловство это все, дочка. Не выдумывай.

– Ой, ну почему баловство? Почему мы живем словно бурлаки лямку тянем? Никаких красок, все только черное и белое. Все по правилам, по заданной мамой программе.

– Ну, я не знаю, конечно, насчет программы… И вообще… Чем она плоха, программа-то? Все у нас как у людей. Живем и живем, вас вот вырастили, в люди вывели. Тебе образование дали, Милку замуж пристроим… Чем плохо? Обычная жизнь…

– Пап… А ты и правда так считаешь? Тебе самому… Тебе тоже такая жизнь нравится?

– Да какая – такая, Катюш? Чего это ты вдруг? Все еще сердишься, что мама тебя домой привезла, что ли? Так ведь она зря ничего не сделает… Значит, так надо было, дочка. Сама проштрафилась, а теперь сердишься.

– Да ни в чем я не проштрафилась, пап… Просто так получилось, все к одному…

– А что у тебя там получилось?

– Да так…

– Расскажи?

– Не… Неохота. Потом как-нибудь… Тем более ты мне ничего нового не скажешь…

Вяло махнув рукой, она чуть съехала со своего сиденья, откинула голову на подголовник кресла, прикрыла глаза. Чего она хочет от него, в самом деле? Чего можно хотеть от человека, который отпрашивается у жены, чтобы «тайно посетить любовницу»? Тоже нашли компромисс… Еще бы график составили да хранили его под подушкой. Кому он нужен, этот дурацкий компромисс во имя показной правильной жизни? Маме, понятно, нужен. А ему – зачем? Он же мужик все-таки! Если уж набрался смелости завести любовницу, так и будь смелым до конца! И не талдычь, как заведенный, одно и то же: так надо, дочка, маме виднее, дочка, мама знает, что делает…

– Пап… А ей сколько лет, этой твоей… любовнице?

Машина так лихо подпрыгнула на дорожном ухабе, что у нее от неожиданности клацнули зубы. Вильнув чуть влево, отец тихо чертыхнулся, торопливо выравнивая руль. Потом посмотрел на нее, полоснув тоскливой голубизной глаз, и не сказал ничего. Ехал молча, внимательно глядя на залитую недавно прошедшим дождем лесную дорогу. И она тоже молчала, смотрела на него из-под ресниц в ожидании.

– Кать, я не могу с тобой об этом говорить, сама ж понимаешь… – наконец выдавил он из себя едва слышно.

– Почему не можешь? Потому что это неприлично, да? Неправильно? Не вписывается в рамки обычной семейной жизни?

– Ну… В общем и целом так, да… – произнес он осторожно.

– Пап, а ты не бойся! Вот возьми – и не бойся! Скажи, ты ее любишь, да?

– Люблю… – произнес он тихо, с испуганной хрипотцой, но, тут же коротко прокашлявшись, повторил почти уже с вызовом: – Да, люблю! Очень люблю! И она меня любит! Но только все равно это ничего не меняет…

– Почему не меняет? Как раз это все-все меняет! Если любишь – уходи!

– Ну, это сказать легко – уходи… Как я уйду, дочка? Я не могу…

– Что, мама не отпускает?

Она и сама испугалась этой насмешливо-обвинительной интонации в своем голосе. И тут же попыталась смягчить ее, заговорила торопливо:

– Пап, ну почему ты… Почему мы все должны жить по ее правилам, скажи? Ну ладно мы с Милкой – мы для нее навсегда несмышлеными девочками останемся, это и так понятно. А ты? Зачем ты себя в жертву приносишь? Какой в этом смысл, пап?

– Значит, есть смысл, дочка. У нас семья, понимаешь? Семья! И у меня есть долг перед этой семьей. Я не могу его взять и отменить. Я не вправе портить вам жизнь. Это все очень-очень непросто, доченька…

– Никто и не говорит, что просто. Конечно, непросто.

– Да, непросто! Ты пойми, мы же не в мегаполисе живем, где никто друг друга не знает. У нас город маленький, и наша семья вся на виду…

– Ага. Как образцово-показательная.

– Да, если хочешь! Ну представь себе хотя бы на минуту… Знаешь, сколько разговоров вокруг этой темы будет? Да на вас же все будут пальцем показывать! Шептаться за спиной! А маме каково будет? Она же уважаемый в городе человек, ее все знают, она вообще такого позора не переживет…

– По-моему, ты сейчас ее словами говоришь. Как по конспекту. Я даже ее безапелляционные интонации слышу.

– Да какая разница, может, и так… Но согласись, что она права.

– А этой твоей… Молодой… Как ее зовут?

– Светлана.

– А Светлане твоей, думаешь, так лучше будет?