Наверное, принадлежащий ей.
Он вспомнил, как она героически волокла его на себе до своей квартиры, как искупала его в ванне, как ласково укутала его, уложив в собственную постель.
Словно любовника.
Откуда-то из туманных уголков памяти всплыло воспоминание о том, что она вроде бы сказала ему вчера, что его зовут Джон Гарриман.
Он не чувствовал себя никаким Джоном Гарриманом. Он и понятия не имел о том, что это за человек. О Джоне Гарримане ему было известно одно: кто-то хотел его убить.
Некоторое время он лежал тихо, разглядывая женщину, которая спала рядом с ним.
Джози.
Утренний свет проникал сквозь ставни на окне, придавая золотистый оттенок ее загорелой коже. На носу у нее высыпали веснушки, но это отнюдь не портило ее внешность.
Она спасла его жизнь. Без нее он никогда не узнал бы даже, как его зовут.
В его памяти не осталось ни малейших воспоминаний о его жизни до вчерашнего вечера. Это было странное ощущение: как будто он лишился собственного тела.
Она сказала, что он богат и знаменит, что он появляется на телеэкране. Ничто из этого не пробудило в нем никаких воспоминаний.
Он знал наверняка одно: кто-то пытался его убить.
Почему?
Вопрос настойчиво звучал в его голове, соперничая с пульсирующей болью.
Что делать дальше?
Джози хотела вчера вызвать помощь, но он ей не позволил. Мысль о том, чтобы сообщить властям, не показалась ему более привлекательной и утром. Этого не следует делать, пока он не узнает, кто хотел его убить.
Джози пошевелилась и, потянувшись, медленно просыпалась в его объятиях. Интересно, какого цвета у нее глаза? Он не мог вспомнить эту подробность, но ему вдруг захотелось это узнать. Очень.
Как бы отвечая на его вопрос, она открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза у нее были карие с блестящими вкраплениями янтарного цвета.
Он буквально растаял от ее взгляда. Взгляд был нежный, милый и... ошеломленный.
Она пристально смотрела на него, как будто тоже потеряла память, потом охнула и отпрянула назад, покинув уютное местечко на его плече.
Он с трудом поборол желание вернуть ее на место, удержать. Она идеально подходила для этого места в его объятиях — такая миниатюрная, с такими изящными формами и такая красивая.
Он не имел права удерживать ее в своих объятиях.
— Вы уже проснулись, — тихо сказала она. Щечки у нее вспыхнули теплым розовым румянцем, от которого она стала еще красивее. — Как вы себя чувствуете сегодня?
Он помнил ее голос со вчерашнего вечера. Ему нравилось, как он звучит: мягкий, чуть хрипловатый, но невероятно женственный.
Закусив губу, она стала осторожно отползать от него. Он боялся даже, что она упадет с кровати. Но она села, спустив с кровати одну стройную ножку.
Копна рыжеватых волос в беспорядке рассыпалась по плечам. На ней были надеты обтягивающие хлопчатобумажные шорты и просторная тенниска, не скрывавшая приятных округлостей груди.
У нее была стройная фигурка — не тощая, а скорее гибкая, в хорошей форме, — что лишь подчеркивало красивую линию хорошо развитой груди.
— Чувствую себя так, как будто смог бы подняться на Эверест, — солгал он.
Она усмехнулась:
— Вот как? Ну ладно. — Она закусила губу и, чуть помедлив, спросила: — Память к вам еще не вернулась?
Он покачал головой, но сразу же пожалел об этом, потому что в висках усилилась пульсирующая боль. Резкие движения были ему явно противопоказаны.
— Пока нет.
— Надо вам показаться доктору.
— Если о том, что я жив, узнает человек, заинтересованный в моей смерти, то мне потребуется не доктор, а могильщик.
— Вчера вы не позволили мне сообщить властям. Я подумала, что, может быть, утром...
— Нет!
Он запретил ей делать это со всей решимостью, на какую был способен. Так подсказывал ему инстинкт, и он не станет ему противиться.
— Значит, вчера вечером кто-то действительно пытался убить вас?
По ее голосу он почувствовал, что она нервничает, хотя и пытается скрыть это. Она была не только красивой — она была сильным человеком, способным без паники справиться с критической ситуацией.
Она вызывала у него восхищение, наряду с чем-то еще, с каким-то удивительным чувственным влечением.
Испытывал ли он когда-нибудь что-либо подобное? Пожалуй, нет. Но чувство было удивительно сильным.
И оно казалось новым, еще не изведанным.
Он напомнил себе, что не имеет права сейчас питать какие-либо чувства ни к Джози, ни к кому-либо другому. Нет, только не сейчас.
Читать дальше