Татьяна Герцик - Возвращенный рай

До дому Антона на его же машине довез лейтенант, с удовлетворением похваливший маневренность юркой малышки:

– Я-то думаю, с чего на такие лилипутки все наши городские шишки пересаживаются, а она просто в любую дырку пролезет. – И вежливо посоветовал клиенту как следует проспаться.

Заботливость офицера простерлась до того, что он завел Герца в его квартиру и ушел не раньше, прежде чем убедился, что нарушитель добросовестно закрыл двери изнутри.

Нераскаявшийся Антон, прежде чем кинуться в новую погоню за ускользающей мечтой, еще несколько минут постоял возле двери, дабы увериться, что страж уехал. Убедившись, что за дверью никого нет, попытался выйти. Но, не справившись с упрямым замком, наутро проснулся на полу у порога с жутко затекшей шеей: жесткий ботинок, на который он уложил свою буйную голову, не способствовал комфортному сну.

Посмотрев на зажатую в руке квитанцию, досадливо нахмурился. Что это? Он впервые в жизни нарушил правила, да еще как – устроив гонки на мосту с гибддешниками! Ну и ну!

Память возвращалась рывками, и вспомнил он вчерашний вечер только после горячей ванны и чашечки крепкого черного кофе. Настроения это ему не добавило. Наоборот, захотелось что-нибудь разбить, чтобы облегчить душу. Впервые в жизни пожалел, что у него нет обычной посуды, чтобы можно было безбоязненно швырнуть ее в стену. Посмотрев на чашку драгоценного мейсенского фарфора, которую держал в руках, осторожно поставил ее на стол и ушел в комнату от греха подальше.

Ситуация кардинально поменялась. Теперь получалось, что он, а не Татьяна, был в их паре безвестным и бесталанным амбициозным фанфароном. Антон обозвал себя ничтожеством, бездарностью, бесталанностью, и еще многими неприятными эпитетами, ожидая, что вот-вот проснется гордость и прекратит эти измывательства, но та, похоже, считала, что оскорбления вполне соответствуют действительности и не возражала.

В конце концов он впал в глубокое уныние. Свойственное ему некоторое позерство вдруг исчезло, и он остался тет-а-тет с горьким осознанием потери. Невозвратимой потери. Это было невыносимо, и он пытался забыться в работе но, как и прежде, не было вдохновения. И даже не вдохновения – исчезла то неуловимая грань, что отделяет художника от ремесленника. Всё, что он делал в это время, отличала ясно выраженная серость. Всё было таким примитивным, заурядным, и даже пошлым, что он забросил все попытки что-то создать, и целыми днями проводил в своем кабинете, наблюдая за изменяющимися яблонями за окном.

Однажды, когда он тупо вертел карандаш, вновь безрезультатно пытаясь вообразить что-нибудь не столь примитивное, откуда-то прозвучал голос номера раз:

– Когда живешь в раю, не понимаешь, что это рай. Вот когда потеряешь…

Антон даже оглянулся, так явственно это было. Обнаружив, что вокруг никого нет, бросил карандаш и схватился за голову. Что это? Галлюцинации? И уже сам вслух горестно протянул: «Потерянный рай». Вдруг из охватившей душу тоски вырисовался силуэт Татьяны. Нежный, печальный, поникший, и он тут же представил, какое бы платье для нее создал, чтобы выразить свою вину и заслужить прощение.

Схватив альбом, сделал один набросок, другой, третий, и очнулся только тогда, когда желудок неистово запросил пищи. Закинув в него то, что оказалось в служебном холодильнике, продолжил работу.

Домой не поехал, вдохновение захватило целиком, и он снова и снова рисовал силуэт за силуэтом для воображаемой Татьяны.

Уже под утро, упав в жестковатую постель, признал, что уже вторую коллекцию он создает под сенью Татьяны – сначала явной, физической, потом нематериальной, но от этого не менее ощутимой. И эту коллекцию он так и назовет – «Потерянный рай».

Получив наконец зримые образы, его закройщики за неделю пошили все опытные образцы, и работа закипела в прежнем изнурительном, но отрадном темпе.

…Татьяна с некоторым злорадством разглядывала себя в зеркало. Хорошо, что она не поскупилась и купила платье в Париже, в бутике Коко Шанель. Продавщицы были очень внимательны и предложили ей только три платья, считая, что они подходят ей больше всего. И она выбрала это. С чуть заниженной талией, длинными рукавами и материалом изумительного синего цвета, превращавшим в синие ее серые глаза. А тончайшая вышивка, делавшая платье совершенно неповторимым!

Она получала в нем премию в Париже, и сегодня на приеме у губернатора была в нем на высоте. И аксессуары, купленные во Франции, приятно соответствовали наряду. Татьяна печально усмехнулась. Всё же она недаром прожила четыре месяца с талантливым модельером. Чему-то да научилась.