– Эдуард… – Агния напрягла память. – Эдуард Викторович, со мной все в порядке. Вы… вы, пожалуйста, скажите папе, что… что это происшествие нельзя распутать, и все такое… И он успокоится! Вы же можете на него повлиять, да? Пожалуйста!
Орехов встал (в серых глазах его мгновенно потух, выключился всякий интерес к Агнии) и ответил равнодушно:
– Дело ваше…
Через секунду он вышел из кухни.
После его ухода Агнии не стало легче. Она и раньше никогда не общалась особо с Ореховым, так – «здрасте-до свидания», даже в детстве они были в разных компаниях, два разных поколения… Но тяжесть сегодняшнего общения с ним, наверное, еще не скоро исчезнет. Вроде и не говорил ничего такого, и не делал – а вот хоть на стену лезь после его ухода!
Агния осталась сидеть на кухне. Потом услышала, как хлопнула входная дверь. На кухню зашел отец, недовольно сморщился:
– Все ревешь?
– Нет, папа, я успокоилась.
– Зря ты от помощи Эдика отказалась.
– Мне не нужна помощь, – робко произнесла Агния.
– Глупая. Глупая ты! – с досадой воскликнул Борис Николаевич. – Глупая жаба-а́га! Могла бы пофлиртовать с ним. Э, даже на это мозгов не хватает!
Отец с досадой махнул рукой и снова вышел.
Агния взяла швабру и принялась протирать пол – на нем остались следы от ботинок Орехова.
Протерла пол в кухне, потом выбралась в коридор, стала тереть паркет там.
Дверь в гостиную была распахнута.
Отец перед зеркалом поправлял пиджак.
– Ага, запонки помоги вдеть, – не отрывая глаз от зеркала, бросил отец.
Ага. Именно А́га – от жабы-аги. Отец дразнил дочь то Агушей, то жабой-агой – существовала в природе такая лягушка…
– Да, папа.
От отца пахло мужскими духами. Серебристо-перламутровые пряди седых волос, нежнейшее, матовое мерцание ткани его костюма, свечение отполированной кожи дорогих ботинок… Бриллиантовые сполохи запонок… Отец был весь словно столб света. Он тихонько напевал что-то себе под нос. А если напевал – значит, уже был в прекрасном настроении. Удивительно, как легко Борис Николаевич отстранялся от всего плохого, грустного! Агния так не могла – она днями и неделями переживала насчет какой-нибудь мелочи, и переживания эти, словно ржавчина, разъедали ее душу…
– Куда вы идете с Полиной?
– На мюзикл.
– Да? – обрадовалась непонятно чему Агния.
– Да уж не на твой любимый, не надейся… Твой у меня – уже вот где! – Отец провел ребром ладони по горлу. – Плечи почисть.
Агния аккуратно, специальной щеткой, прошлась по костюму – ни одной соринки, ни одной пылинки.
– Благодарю.
Агния вышла из гостиной. Снова взялась за швабру.
Отец говорил по мобильному:
– Алло, Полина… Ты как? Да, уже выхожу, через полчаса заеду. Послушай, у меня к тебе просьба – ты своей матери намекни, что мы…
Отец вдруг замолк. Оглянулся, увидел Агнию. И, не меняя выражения лица, захлопнул дверь в гостиную.
Не то чтобы этот жест обидел Агнию. Но… Она вдруг поняла, что отцу было совершенно безразлично то, что она думает, чувствует сейчас, после происшествия в метро. Конечно, отец по-своему любил дочь, переживал за нее (вон чуть в милицию ее не потащил, заявление писать, Эдуарда Орехова даже призвал для помощи). Но Борису Николаевичу и в голову не пришло ее пожалеть. Сказать какие-то добрые слова…
«Хотя это все глупости, – мрачно подумала Агния. – Он мужчина. Он не обязан сюсюкаться. Вот если бы была жива мама…»
Агния, убравшись, ушла к себе в комнату.
…Мама умерла восемнадцать лет назад, когда Агнии, соответственно, едва исполнилось шестнадцать. Это случилось внезапно – раз, и все… Сердце.
Самым горьким было то, что Агния в этот момент находилась в летнем лагере под Геленджиком и ничего не знала. Агнии не позвонили, не вызвали в Москву телеграммой – ничего… Она вернулась в конце августа – веселая, загорелая, с чемоданом, набитым галькой, ракушками и дешевыми сувенирами, – открыла дверь в квартиру и…
Из гостиной вышел отец:
– Агния, мужайся. Мамы нет.
– Как – нет? А где она?
– Она умерла.
Агния тогда так и рухнула возле дверей. Отец говорил и говорил… Не сразу Агния поняла, что мама умерла уже довольно давно, три недели назад. Маму схоронили, дочери ничего не сообщили.
– Но почему?! Я бы… я бы с ней простилась! – растерянно пробормотала тогда Агния (даже в страшном горе она не могла в открытую спорить с отцом).
– А смысл? Что, это бы вернуло маму к жизни? – жестко возразил отец. – Тебе стало бы легче от этого прощания? А мне каково? Я и так тут весь на нервах, тебя еще утешать! А так лишних три недели покоя… Я тебе три недели нормальной жизни подарил! Господи, как ты не понимаешь… Ты маму мертвой не видела, ты весь этот тягомотный кошмар с похоронами не знала! Ты мне спасибо должна сказать!
Читать дальше