Сандра Кэнфилд - Любимая

Кей не успокоилась.

Но и Роуэн не сдался.

Кей приходилось изобретать все новые предлоги, чтобы прикоснуться к нему, а Роуэну ничего не оставалось, как терпеть это. Ясно, что он негодяй, но ведь не настолько же…

– Роуэн, ты меня даже не слушаешь. Он повернулся к ней и соврал:

– Конечно, слушаю.

– Ну и что я сказала? - с вызовом спросила она.

Роуэн понятия не имел. Даже под дулом пистолета он не смог бы ничего сказать.

– Что на свадьбе будет шоколадный торт,- нашелся он.

– Это было пять минут назад. В каких облаках ты витал, Роуэн?

Этого он тоже не знал. Его мысли витали где-то далеко, а где - он и сам не понимал.

– Я сказала,- восторженно повторила Кей, считая, что предмет беседы был слишком важен, чтобы по-детски препираться из-за невнимательности Роуэна,- что я нашла великолепное черное неглиже. По-моему, в данных обстоятельствах черный - самый подходящий цвет для медового месяца. Как ты считаешь?

Он почувствовал, что ее рука, лежавшая на его бедре, провокационно сжалась. Через секунду он понял, что она заскользила по направлению к паху. Раньше Роуэн только приветствовал бы подобную вольность, но теперь он нежно взял руку Кей в свою. Это удивило его. Она же сочла этот жест согласием на черное неглиже, не заметив, по-видимому, что ее эротические поползновения остались без ответа.

Судя по всему, она не обратила внимания и на то, сколь пресным был их поцелуй. Вместо того, чтобы участвовать в нем самому, Роуэн просто позволил Кей целовать себя. Несмотря на то, что он надеялся ощутить прежнюю страсть и прилив желания, Роуэн не почувствовал ничего. С тем же успехом он мог бы поцеловать свою сестру или тетушку. Подобное равнодушие удивляло и беспокоило его.

– Оно прозрачное,- сказала Кей,- отделано кружевами и атласом, а спереди - наводящий на очень греховные мысли разрез.

Роуэн попытался представить ее в этом наряде, и воображаемый образ всколыхнул в нем чисто мужские чувства.

– Звучит соблазнительно,- с облегчением произнес он.

– Думаешь, стоит купить?

– Разумеется. Можно даже два. Она хрипловато, с придыханием рассмеялась:

– Чтобы снять, хватит и одного. Сжав руку Кей, Роуэн почувствовал себя прежним. Это было очень приятно. Так приятно, что в ту же секунду, как он поставил машину на стоянку и заглушил мотор, Роуэн потянулся к Кей, обнял ее, и, крепко прижав к себе, поцеловал в накрашенные ярко-красной помадой губы. Он приоткрыл рот, приглашая Кей последовать его примеру. Их языки ласкали друг друга. Он жадно целовал ее, словно наказывая ее и себя за то, что она не вызвала у него подобной реакции раньше. Оторвавшись от губ Кей, Роуэн обнаружил, что запах ее духов перестал беспокоить его. Обострение восприятия куда-то ушло, как бывало раньше, не дав ему разобраться в причинах своего неожиданного появления и столь же внезапного исчезновения. Роуэна захлестнула волна оптимизма, и показалось, что он сможет избавить себя от подобных проблем навсегда. Разве он не обладает железным самоконтролем?

– Это в честь чего?- спросила, задыхаясь, Кей.

– Депозит, который будет востребован в конце вечера,- с этими словами Роуэн распахнул дверь машины, и добавил: - Пойдем скорее, я вдруг понял, что ужасно проголодался.

Кей схватила его за руку, не дав выйти из машины. Искренне и прямо глядя ему в лицо, она произнесла:

– Роуэн…

На секунду замявшись, Кей спросила:

– С тобой в самом деле все в порядке? - и, не дав ему ответить, продолжила: - Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится. Когда я подумала, что ты утонул, я…- тут ее голос затих, а глаза наполнились слезами.

Роуэн погладил ее по щеке. На ладонь ему скатилась слеза.

– Со мной все в порядке, Кей,- он был тронут глубиной ее чувств. Роуэн завидовал Кей, ибо только что она заставила его ясно понять то, о чем он и так догадывался: у него не было ее способности любить. Роуэн вдруг четко осознал, что гораздо важней любить, чем быть любимым, ибо лишь любовь способна заполнить сердечную пустоту.

Марк Хаген был худ, неуклюж и обладал, пожалуй, самой непривлекательной внешностью, какую только доводилось видеть Роуэну.

По крайней мере, так решил Роуэн, встретившись с ним впервые шесть лет назад. Теперь, несмотря на то, что лицо Марка было изборождено маленькими шрамиками от заживших угрей, руки и ноги были длинными, словно у обезьяны, а волосы имели странный грязновато-желтый цвет, Роуэн замечал лишь его блистательный ум, великодушие и чувство юмора. Он был чертовски хорошим человеком, прекрасным другом и превосходным врачом. Марк был лучшим онкологом в больнице; многие говорили - и Роуэн был склонен верить,- что он является одним из лучших в стране.