Мария Северская - Сердце из льда

– Да нет, у нас с ним нормальные отношения, – вновь соврала она. – А то, что я его ударила… просто так получилось… Мы… поспорили, и я… – Она запнулась, поняв, что он разгадал ее ложь.

Отчим пристально посмотрел на нее.

– Запомни: что бы ни случилось, ты всегда можешь мне об этом сказать. Ты теперь – моя семья, как и твоя мама, а я своих любимых в обиду никому не дам.

«Интересно, Андрей об этом знает? – подумала девушка. – Получается ведь, что он – совсем не любимый и не семья».

– Я думаю так же, как и ты, обо многих вещах, – договорил Борис. – В этом мы с тобой похожи.

Маруся с радостью отметила, что они уже дошли до крыльца. Отчим посмотрел на часы:

– О, уже пора ехать за Леночкой!

– Я рада, что она с вами счастлива, – произнесла Маруся и, высвободив, наконец, свой локоть, легко взбежала на крыльцо.

Андрей после того разговора с отцом, свидетелем и невольным участником которого стала Руся, стал обходить ее стороной, словно она – чумная. Даже не задирал ее больше – вообще не замечал. Она радовалась этому. Лучше уж пусть он смотрит на нее, как на пустое место, чем постоянно с ним сталкиваться и терпеть его тычки.

Октябрь перевалил за середину. После периода дождей установилась неожиданно солнечная погода, и Маруся старалась как можно чаще гулять. В выходные дни она брала велосипед, рюкзак с бутербродами, термос с чаем и уезжала на прогулку по окрестностям.

Иногда она каталась по лесу, сидела на берегу реки, глядя на воду, иногда ездила в небольшой поселок, располагавшийся в двадцати километрах от элитного коттеджного, в котором она теперь жила. Там, в поселке, была заброшенная, полуразрушенная усадьба с прилегавшим к ней запущенным парком, по которому девушке так нравилось бродить.

Она не представляла, что будет делать зимой. Друзей у нее нет, пойти куда-либо не с кем, а по холоду не очень-то и погуляешь. Просить Бориса «развлечь» ее она не будет. Сама как-нибудь справится с одиночеством, не маленькая ведь уже.

Мама ходила радостная. Говорила об ожидавшемся прибавлении в семействе. Неоднократно она звала дочь с собой и мужем проехаться в город, походить по магазинам, но Руся отговаривалась – уроков, мол, много. Общаться с мамой в компании Бориса ей не хотелось, да и что это за общение – даже не посекретничаешь.

В лицее у нее все шло гладко. Спокойно. Никак. Маруся приходила раньше всех, занимала свое место, раскладывала учебники и тетради и утыкалась в какой-нибудь параграф или конспект. Никто из одноклассников даже не пытался к ней подойти. На переменах они болтали о чем-то своем: о новых шмотках, о приближавшихся каникулах, о том, кто с кем встречается и кто кого бросил.

Руся не понимала таких разговоров. Они казались ей высосанными из пальца. Все только и делали, что пытались пустить побольше пыли в глаза друг другу: хвалились деньгами своих отцов, новыми машинами, обсуждали всякие модные штучки, которые Марусе были глубоко неинтересны. Если бы она могла, она бы никого вообще не слушала, но она не могла затыкать уши на глазах у всех. Ребята из класса были для нее чужими, словно инопланетяне.

Это была другая жизнь, которая с ее жизнью не имела ничего общего.

Руся приходила из лицея домой, быстро перекусывала и бежала к Марии Матвеевне. Некому ей было рассказать, как она дорожит этими часами общения с пожилой женщиной, с каким сожалением каждый раз уходит от нее.

«Надо потерпеть один год, – уговаривала себя Маруся. – Потом я поступлю в институт, уеду в общежитие или попрошу у мамы, чтобы она разрешила мне жить в нашей квартире. Найду работу. Устроюсь как-нибудь».

Вроде бы мечты об институте и грели ее душу, но, в то же время они казались Русе какими-то далекими, словно космос, а потому – нереальными. Рядом была мама. Рядом – и в то же время, далеко-далеко. Мама, с головой ушедшая в свою новую семью и, казалось, совсем забывшая о своей почти выросшей дочери. На фоне ее счастья девушка еще острее чувствовала свое одиночество и часто перед сном, размышляя обо всем понемножку, констатировала реальный факт: она не вписалась, не вжилась в эту новую жизнь. Оказалась недостаточно гибкой, чтобы принять все эти перемены, влиться в компанию одноклассников, привыкнуть к новому дому и к Борису.

Отчим часто спрашивал у нее, как идут дела, и она неизменно отвечала – «все хорошо». А что еще она могла бы сказать? Руся должна была быть благодарна ему, ведь она живет в его доме, учится в элитном лицее за его счет, и он сделал счастливой ее любимую маму. Чего же еще ей желать? Ей даже в голову такое не могло прийти – вместо «все хорошо» сказать «не очень».