Наталия Ломовская - Зеркало маркизы

– Ладно уж, размещайтесь. Не мужик же, небось буянить да лапать не станет…

Утешив пассажирку таким образом, проводница поспешно ретировалась.

Лапать Анну нетрезвая попутчица, конечно, не кинулась, но и покоя не дала. Едва только Анна устроилась на своем месте и раскрыла журнал, надеясь найти в нем хотя бы временное избавление от своих невеселых мыслей, – дама пришла в себя и издала густой хриплый стон.

– О-ох, как худо мне, – сообщила она окружающей среде.

– Может, водички? – сочувственно спросила Анна.

Нужно же ей было как-то отвлечься?

Что и говорить, веселенькая получилась поездочка! Анна проветривала купе, подавала даме воду, натирала виски нашатырем, подносила ей тазик (за последним пришлось сбегать к проводнице, та покривилась, но выдала необходимый инвентарь), придерживала голову и вытирала лицо влажным полотенцем. После всех мучительных, но необходимых процедур попутчица несколько протрезвела и даже успела сообщить Анне, что ее зовут Людмила Аркадьевна, что она приняла важное решение, и это надо было отметить, вот она и переборщила немного, и что она никогда в жизни больше не станет пить после коньяка шампанское. Сообщив эту ценную информацию, дама снова позеленела и схватилась за грудь – ей стало плохо с сердцем, и Анна достала валидол из своих запасов.

Впрочем, к ночи Людмила Аркадьевна совершенно пришла в себя. Слабым голосом она попросила Анну, которую к этому моменту уже называла «Анечкой», помочь ей снять сапоги и принести крепкого чаю с лимончиком. А роскошную шубу Анна давно уже подняла с пола и, предварительно отряхнув, повесила на проволочные «плечики». Напившись вдоволь чаю, попутчица заснула и даже начала сладко похрапывать, а вот Анне не спалось. Она то и дело прижималась лбом к оконному стеклу, смотрела в кромешную почти темноту. Пронесется мимо незнакомый, занесенный снегом, спящий поселок и снова канет в ночь, и ничего больше не узнать о нем – был ли он или только показался, привиделся в зыбком дорожном сне… Вот и Анна так же – проживет жизнь, неинтересная, маленькая и затерянная в огромном равнодушном мире. Она будет до конца дней искупать свой грех, дышать чувством вины вместо воздуха, но так и останется в долгу… А исчезнет – и не узнает никто.

Косилась она на спящую, сладко похрапывавшую попутчицу, и та казалась ей существом из другой жизни, красивой и недоступной. Там женщины никогда не ездят в плацкартных вагонах, носят шикарные серебристые шубы, пахнут дорогими духами. У Людмилы Аркадьевны были холеные руки, и даже во сне ее лицо сохраняло капризное выражение, и это, казалось, свидетельствовало о ее принадлежности к некоему высшему обществу. Женщины из простонародья не капризничают, им сие не положено, они обязаны довольствоваться тем, что есть, а если чего-то не хватает – устраиваться еще на одну работу…

Эта последняя мысль стала пророческой. Утром Людмила Аркадьевна, нимало не выглядевшая смущенной, поблагодарила Анну за заботу – прозвучали слова попутчицы так, словно она имела право на сию заботу рассчитывать, а Анна, напротив, не имела права отказать, то есть «спасибо» ей говорили только из вежливости. Впрочем, так ведь оно и было.

И она предложила работу.

Так и сказала:

– Ты, значит, деточка, медсестра? Ну, это же прекрасно. У меня есть к тебе одно интересное предложение. Какая у тебя зарплата?

Анна озвучила сумму, весьма завышенную, но Людмила Аркадьевна все равно расхохоталась. Если бы попутчица знала, какая у Анны зарплата на самом деле, она, наверное, просто умерла бы в ужасных конвульсиях.

– И как жить на эти деньги? – с искренним интересом спросила Людмила Аркадьевна. – Ну, я понимаю, старушка на свою ничтожную пенсию… Много ли ей надо – кашка манная, пуховые носочки и любимый сериал по телевизору. Но ты-то молодая. Небось и одеться, и покушать сладко охота. Тем более соблазнов сейчас море.

Анна только кивала.

– Подъезжаем, – спохватилась попутчица, достала из сумки косметичку, вытряхнула ее содержимое на столик и принялась наводить марафет. По гладкому лицу заскользили кисточки и пуховки, черный клювик карандаша наискосок клевал веки, из черного футляра выползал розовый столбик помады, фыркал ароматной пылью округлый флакон. Ах, соблазны, соблазны – парфюмерные, косметические, душистые и пушистые, от Шанель, от Диора, от волшебника Герлена!

– Вот что, Аннушка… Ты, я вижу, девочка старательная и добрая. Звезд с неба не хватаешь, да нам это и не надо, так ведь?