Дженнифер Меттоуз: Заповедник чувств

Она также знала, что не отличается особой красотой. Ее губы были, может быть, слишком тонкими, линию носа портила шишка, и если бы не загар и небольшой слой румян, то можно было бы заметить болезненно-желтоватый оттенок ее щек. Однако она знала, что у нее красивые большие карие глаза шоколадного оттенка, длинные ресницы и густые темные волосы. Диана позволила им вырасти до талии, чтобы восполнить несовершенства лица.

Однако холодный взгляд мистера Прескотта перечеркнул ее самоуверенность. Он смотрел сурово и осуждающе, в его глазах не было того восторга, который загорался во взглядах других мужчин.

— Бог мой! Сколько вам лет?

— Почти двадцать шесть.

Ее голос звучал слабо и неуверенно.

— И где Эвелин вас откопала? — Одна его темная бровь в удивлении приподнялась.

— Эвелин? Это мать Сисси? Он едва кивнул.

— В Ф-фервью. — Что с ней случилось? Она никогда не заикалась. — Разве она вам не сказала?

— Да, конечно, — ответил он, противореча себе.

Из его глаз снова потекли слезы, и он заговорил после некоторого молчания.

— Сказала только вчера, когда было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Я даже не знал, что у моей племянницы учебные неприятности. Итак, вам двадцать пять лет, и вы из Фервью. Это значит, что вы преподаете около четырех лет?

Она сглотнула.

— Три года.

Выражение его лица не оставляло никакого сомнения в том, что именно думает он о ее короткой карьере.

— Я могу заверить вас, мистер Прескотт, что обладаю достаточной квалификацией. — Диана умолкла. Кем себя считает этот парень, допрашивая ее в такой нелепой высокомерной манере? И с какой стати она оправдывается перед ним? — Мистер Прескотт, не понимаю, почему вы сомневаетесь в моей компетентности. В Фервью сочли возможным рекомендовать меня на эту работу, и ваша сестра была удовлетворена тем, что выбрала меня. По моему мнению, вопрос исчерпан. Кроме того, идет дождь!

Но его лицо все еще выражало недовольство.

— Меня не интересует ваше мнение, мисс Уайт. Никого здесь не примут на работу без предварительного собеседования со мной.

Диана чуть не задохнулась от злости. Никогда не встречала она более невыносимого человека.

— Надеюсь, вы понимаете, что, если бы моя сестра спросила меня, я никогда не разрешил бы вам приехать сюда.

Диана призвала на помощь все свое достоинство.

— Тогда следовало позвонить мне, и я бы не тратила время на поездку сюда.

Его глаза впились в лицо Дианы.

— Я только хотел дать вам понять, что не испытываю особого счастья по поводу вашего приезда, вот и все. Прежде чем мы продолжим, вам следует ознакомиться с несколькими основными правилами поведения. — Не обращая внимания на дождь и раскаты грома, они строго посмотрели в глаза друг другу. У него странные глаза, подумала Диана, умные проницательные глаза. Она с удивлением заметила, что они не темные, как ей сначала показалось, а голубые, как небо в ясный день. И хотя, как она прекрасно знала, цвет глаз не имеет ничего общего с характером, такие глаза должны были принадлежать не бесчувственному грубияну, а доброму и отзывчивому человеку.

Тут Диана почувствовала, что краснеет.

— Что за правила?

— Ну, во-первых, хотя мебель в домике, где вы будете жить, и не представляет особой ценности, я все же надеюсь, что вы оставите ее в таком же состоянии, в каком она находится сейчас.

— Что я могу с ней сделать? Сгрызу или погружу в машину и увезу с собой в Вермонт?

Любой другой мужчина выдавил бы из себя улыбку, но мистеру Прескотту, казалось, было совершенно незнакомо чувство юмора.

— Во-первых, — продолжал он, — находясь у меня, ограничьте свою активность рамками предоставляемого вам дома. Разумеется, включая уроки моей племянницы. Я занятой человек, мисс Уайт. Большая часть времени у меня уходит на деловые поездки, но, находясь здесь, я не хочу на каждом шагу натыкаться на незнакомцев.

Диана почувствовала себя уязвленной.

— Не надо мне говорить того, что любой воспитанный человек и так понимает.

— Прекрасно. Тогда вы понимаете, что сюда не следует приглашать друзей.

— Я из Вермонта. У меня здесь нет друзей. Я не знаю никого, кроме вашей племянницы.

— Еще одно. Что бы ни происходило здесь, не должно становиться предметом для сплетен с посторонними. Вам понятно? — рявкнул он.

Она парировала, щелкнув по-военному каблуками:

— Да, сэр.

Он бросил на нее ядовитый взгляд.

— Также не терплю дерзости.

— Если мне захочется жить при диктатуре, я перееду в Иран.