Кейт Фернивалл: Содержантка

— Мы честно выиграли.

— Честно выиграли, — эхом отозвался он. — Честно выиграли. — Алексей зло тряхнул головой, но через миг заговорил тихо, тщательно подбирая слова: — Не в этом дело, Лида.

Она покрутила в пальцах монетку и снова зыркнула на него.

— Тогда в чем же?

— Они тебе не простят этого.

Легкая улыбка коснулась ее губ.

— И что?

— А то, что, когда сюда явится кто-нибудь и начнет задавать вопросы, они с удовольствием вспомнят все. Не только то, как ты выглядела, какого цвета у тебя волосы, сколько стаканов водки ты влила в Попкова, твое имя, твой возраст или имена тех, кто был рядом с тобой. Нет, Лида. Они вспомнят и номер твоего паспорта, и номер твоего путевого разрешения, и даже номер билета на поезд, который ты прячешь в своем поясе.

Глаза ее удивленно распахнулись, на щеках появился румяней.

— Да зачем же кому-то это запоминать? И кому может понадобиться об этом расспрашивать? — Неожиданно ее коричневые с рыжинкой глаза взволнованно забегали. — Кому, Алексей?

Серов оторвал плечи от двери и выпрямился, ему хватило полшага, чтобы оказаться у кровати. Он сел рядом с сестрой.

Матрас был твердым как камень, и три столбика монету нее между коленей лишь слегка покачнулись.

Она удивленно улыбнулась, но взгляд был настороженный.

— Что?

Он наклонился к самому ее уху. Так близко, что расслышал звук, с которым сомкнулись зубы под ее гладкой округлой щекой.

— Во-первых, говори тише. Здесь стены не толще картона. И это не из-за нехватки денег и не ради экономии. Их специально такими сделали. — Он говорил без голоса, одним лишь дыханием. — Чтобы все могли подслушивать друг друга. Пожалуйся хоть вполголоса, хоть полусловом на цену на хлеб или на несовершенство железной дороги, и твой сосед обязательно услышит тебя и донесет.

Она посмотрела ему прямо в лицо и так драматично закатила глаза, что Алексей чуть не рассмеялся. Однако, подавив смех, он строго сомкнул брови и произнес:

— Черт возьми, Лида, послушай.

Она взяла его руку в свою, сгребла один из столбиков и высыпала ему на раскрытую ладонь двадцать монет.

— Мне твои деньги не нужны, — промолвил он, но она мягким движением сомкнула его пальцы, один за другим.

— Возьми, — шепнула она. — Когда-нибудь это может тебе пригодиться.

А после этого она поцеловала его в щеку. Ее губы были теплыми и мягкими, как пушинка. У Алексея сдавило горло. Впервые она прикоснулась к нему так нежно. Они были знакомы уже больше полутора лет, хотя большую часть времени не знали о своем родстве. Он даже видел ее совсем раздетой — в тот страшный день в лесу под Цзюньчоу. Но поцелуй… Нет, такого не было.

Он неуверенно поднялся, чувствуя дрожь в коленях. Комната внезапно как будто уменьшилась. Сделалось очень тихо. Слышен был лишь женский храп за стеной.

— Лида, я просто стараюсь защитить тебя.

— Я знаю.

— Так почему же ты так все…

— Усложняю?

— Да, черт подери! Усложняешь! Как будто тебе это нравится.

Лида пожала плечами. Брат какое-то время смотрел на нее неотрывно. Грива огненных волос, которые она отказывалась стричь, аккуратное личико в форме сердца с твердым подбородком и кожей цвета восковой свечи. Ей было семнадцать, и этим все сказано. Ему нужно было заставить ее понять, вникнуть, но он знал, что она давно научилась быть упрямой, научилась быть достаточно сильной и изворотливой, чтобы справляться со всеми невзгодами и лишениями. Ему это было известно. Что-то внутри, какое-то неосознанное чувство, влекло его к ней, вызывало желание подойти ближе, прикоснуться, погладить плечо или непослушные волосы, убедить. Но он не сомневался, что это сестре не понравится. Он проронил:

— Нам ведь нужно работать вместе, Лида.

Но она не взглянула на него и не ответила.

С ее губ сорвалось лишь какое-то едва слышное бормотание, и, к его удавлению, звук этот показался ему неприятным и тоскливым. Алексей увидел, что взгляд ее вдруг сделался отстраненным, а губы беззвучно зашевелились. Она ушла. Иногда с ней бывало такое. Когда становилось слишком сложно, она исчезала, оставляла его и уносилась в какой-то свой внутренний мир, который приносил ей… Что? Счастье? Уют? Может быть, там она забывала об этой мерзкой комнате и об этой мерзкой жизни?

Мышцы на спине Алексея напряглись. Он догадывался, куда она ушла. И с кем. Резким движением он распахнул дверь.

— Увидимся завтра на станции, — отрывисто произнес он.

Ответа не последовало.

Он вышел из номера, громыхнув дверью.