Кейт Фернивалл: Содержантка

— Охранника для тебя.

— Мне не нужен охранник.

— Нужен.

— Тебя ищет ОГПУ, так что…

— И кто? Кто будет моим охранником?

Чан посмотрел на сердитый профиль Бяо.

— Нет, — отрубила Лида. — Я отказываюсь иметь…

— Не надо, Лида. Пожалуйста, не спорь.

Она проглотила слова, крутившиеся у нее на языке, и увидела, что его черные глаза следят за ее губами, пытаясь по их беззвучному движению понять ее мысли.

— Бяо будет сопровождать тебя до Владивостока. С ним русские тебя не побеспокоят. Потом вы вместе проедете через Китай на юг до Гонконга.

— Он меня ненавидит, — шепнула Лида. — Зачем ему ради меня идти на такое?

— Потому что я ему приказал. Я знаю, что, если нужно будет, он не пожалеет жизни, чтобы защитить тебя.

— Даже несмотря на то, что ненавидит меня?

— Доверься ему, Лида. Он доставит тебя в Китай в безопасности.

Она уныло повесила голову, и Чан, обняв ее за плечи, прижал к себе.

— Я бы сердце свое отдал, чтобы поехать с тобой, любимая, но от этого поездка стала бы еще более опасной. — Он поцеловал кончики стриженых волос.

— Ты встретишь меня? — спросила она. — Встретишь меня там?

— Обещаю.

— И не передумаешь? Не уйдешь со своими коммунистами?

— Нет. На этот раз нет.

Глаза их встретились, и она поверила ему. Затея была рискованная, но она перестала бы уважать себя, если бы не решилась пойти на это. Увидев, что она ему поверила, он чуть наклонился вперед и поцеловал ее в губы, не обращая внимания на остальных сидящих в машине.

— А теперь, — мягко произнес он, — скажи, где тебя ждет этот твой медведь-казак?

Снег прекратился. Лида вышла на Бородинский мост, соединяющий берега Москвы-реки в юго-западной части города. Мимо нее проезжали машины, гремя цепями на колесах. Бледное водянистое солнце висело низко над горизонтом, как будто ему не хватало силы подняться выше. Она облегченно вздохнула, когда увидела дожидающегося ее казака, и он осклабился, когда она подошла к нему. Он боялся, что она не придет? Что нарушит слово и не придет, как они договорились, на это место у чугунных плит с именами героев войны 1812 года?

— Я еще не на Лубянке, — улыбнулась она.

Лубянка считалась самым страшным местом во всей Москве. Там, в красивом здании из желтого кирпича, проводились допросы, после которых заключенные чувствовали себя, словно их разбирали по кусочкам, доставали из них нужную информацию, а потом снова складывали… Если повезет.

— Не упоминай это вонючее место, — прорычал Попков, окидывая ее единственным глазом. — Ты совсем плохо выглядишь.

Она не обратила внимания на его слова.

— Здравствуй, Елена.

Женщина стояла рядом с ним, сложив на груди руки, и смотрела на торчащие из-под шапки Лиды клочки волос. Впрочем, вслух своего мнения она не высказала.

— Пришла, значит, — только и сказала Елена.

— Так что, Лев? Значит, на Украину?

— Да. Там еще остались нормальные люди. В этой поганой Москве делать нечего.

Лида протянула руку и прикоснулась кончиками пальцев к его гранитной груди.

— Береги себя, мой друг. — Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Тебе уже лучше?

— Да я как ягненок на весенней лужайке.

Она рассмеялась.

— А ты? — спросил он, сдвигая черные брови-жуки.

— Скорее как старая коза.

Он кивнул, задумчиво копаясь пальцами в бороде, которая, как только сейчас заметила Лида, была сильно обожжена и больше всего напоминала какую-то кривобокую щетку. Неожиданно из-за его спины высунулось узкое лицо.

— На чьей машине ты приехала?

— Эдик! Ты что здесь делаешь? Серуха! — Она погладила щенка по мягким ушкам. — Это машина знакомых моего китайского друга. Очень неприятные типы.

Брови Попкова сдвинулись плотнее.

— Они забрали его?

Лида кивнула и опустила взгляд на его старые кожаные сапоги с вытесненными воющими волками на голенищах.

— Лев, — негромко сказала она, — ты ведь знал про Алексея все это время, правда?

Казак зарычал.

— То, что он не был моим братом. Знал с самого начала. Поэтому вы постоянно ссорились.

Он снова зарычал.

— Нужно было сказать мне.

— Я не мог. Ты так радовалась, что у тебя есть брат.

Слезы начали душить Лиду. Больше она ничего не сказала. Мимо проехала коляска, обдав их грязным серым снегом. Гавкнула Серуха. Мир продолжал жить своей жизнью.

— Я собираюсь выращивать пшеницу, — вдруг объявил Попков.

— Ты? — улыбнулась Лида. — Станешь крестьянином?

— Мы, — уверенным тоном поправила ее Елена. — Мы научимся. А Эдик будет помогать нам. Верно, мальчик? — Она ткнула его ^ пальцем в тонкие ребра, и ребенок захохотал.