Джулия Грайс: Ночь с дьяволом

А между тем Арона все еще не было дома. Сисси стала уже сильно волноваться, куда пропал сын. Без пяти двенадцать она услышала перед домом раскаты рок-музыки, громкие голоса подростков, смех. Она выглянула в окно и увидела старенький потрепанный «меркьюри» шестнадцатилетней Хитер Пи-кард, нередко подвозившей Арона до дома и развозившей других друзей своего брата после футбольных тренировок.

Значит, сейчас придет Арон... Но его все не было; Сисси вышла на крыльцо и окликнула сына. Наконец он появился.

— Разве я тебе не говорила, что ты должен вернуться не позднее одиннадцати? — накинулась на него мать.

— Ты сказала: до двенадцати, — запротестовал Арон, бросая куртку на кресло. Она пролетела мимо и свалилась на пол.

Сисси разглядывала сына, желая понять, что у него на уме. Он казался зеленым юнцом в свои четырнадцать. Невинное, кроткое выражение лица. Он еще ни разу не брился. Округлая мордашка с веснушками, длинные ресницы часто моргают, темные густые волосы спутались... Но занятия спортом быстро формировали его юношескую фигурку, Арон окреп и нарастил мускулы.

— Подними, пожалуйста, свою куртку, ей место в стиральной машине, — мимоходом сказала Сисси.

— Конечно! — Арон схватил куртку и на этот раз более метко запустил ее в кресло, изображая знаменитый бросок Изии Томаса в баскетбольную корзину.

— Эй! — подбодрил себя Арон. — Как тебе это нравится, парень? Отличный бросок!

Несмотря на раздражение, вызванное его поздним появлением, Сисси невольно улыбнулась, но тут же ее лицо опять приобрело строгое выражение.

— Я сказала, ей место в пакете с грязным бельем, Арон. И я хочу с тобой поговорить о твоем вчерашнем поведении с Брайаном. Ты позволил себе обидеть взрослого человека и употреблял выражения, которых я не допускаю в своем доме. Какое ты имеешь право так разговаривать с Брайаном или любым другим гостем?

— Ну вот, опять все сначала, мам...

— Что значит: «Опять, мам»?! Арон! Брайан тебя не обидел, он ничем тебе не угрожает. Ты поймешь это, когда вы лучше узнаете друг друга. Так почему же ты так себя ведешь? Он любит меня и пытается понравиться тебе, а ты все принимаешь в штыки.

Арон уставился в пол, на лице его сменяли друг друга разноречивые чувства: хмурость и потаенная боль, сомнение и возмущение — и снова непонятная боль.

— Арон, — сказала Сисси с нежностью в голосе. — Чем он тебе так не нравится? Есть какая-то причина?

— Нет. Ничего.

— Тогда в чем же дело?

В этом его «ничего» было слишком много намешано! Наверное, большинство разведенных матерей вынуждены вести подобный разговор со своими детьми, пытаясь получить ответ... который заранее известен.

Арон поднял глаза на мать. Они стали влажными.

— Послушай, мам, мне действительно жаль... Я... я расстрою тебя, но он мне совсем не нравится... От него воняет...

Это объяснение было настолько детским, что Сисси даже опешила.

— Воняет?! Ты с ума сошел, Арон!..

— Ну, я же сказал тебе, мне очень жаль... Ты купила виноград сегодня? Он сладкий? Ты же знаешь, я не люблю кислый виноград, от него болит живот — это косточки начинают прорастать, — Арон подбежал к холодильнику, достал пакет с красным сладким виноградом без косточек и собрался уже укрыться в своей спальне, показывая, видимо, что их разговор окончен.

— Возьми тарелку для огрызков! Я не собираюсь больше выгребать мусор из твоей комнаты. Знаешь, Арон...

Но не успела она закончить фразу, как сын, набив рот, уже скрылся в своей комнате, откуда послышалась включенная на полную громкость музыка «Ганз энд Роузиз» — он всегда так делал, желая отгородиться от нравоучений.

Сисси снова уселась за свой отчет. Тяжело было у нее на душе. Единственное, что стояло между ней и Брайаном, был сын... и еще сомнения, посеянные разговором с Энн.

Когда Брайан впервые пригласил ее на обед, Сисси кольнуло неприятное впечатление: официантка, принимая заказ, принялась флиртовать с ним, поигрывая бедрами и строя ему глазки. Брайан с интересом наблюдал за нагловатой полногрудой молодой соблазнительницей, хотя позже все его внимание было приковано только к Сисси. Он не отрывал от нее глаз, словно других женщин и не было в зале.

Сисси была возбуждена его вниманием, ей льстила его обходительная манера ухаживания. Однако его взгляды почему-то вызывали тревожное ощущение. Она понимала, конечно, что он не монах и наверняка еще имел отношения и с другими женщинами, что могло стать преградой для возникающих глубоких чувств.