Инга Берристер: Влечение

Теперь у него не оставалось ни малейших сомнений в том, что единственный смысл его жизни — это любовь к Софи и что любить ее он будет всегда. Но как убедить ее в этом? Теперь он твердо знал, что и она любит его

Достаточно было вспомнить ее лицо, когда она увидела, что он ранен. А что касается ее идиотской фразы насчёт Катрин…

Утром он во всем разберется и все уладит. Утром… А пока… Но где же это чертово болеутоляющее?

Однако утром оказалось, что разбираться с чем бы то ни было Ив не в состоянии.

Он метался в бреду, весь мокрый от горячего липкого пота. В его распухшей руке пульсировала невыносимая боль, а беспрестанно образующийся в ране яд темно-красной полосой медленно поднимался к плечу.

— Здравствуй, Доминик! Что-то у тебя сегодня на редкость озабоченный вид, — приветствовала Элиза племянника, столкнувшись с ним неподалеку от его конторы.

— Еще бы, — буркнул он. — Пришлось самому возиться с завтраком, так как Катрин помчалась в Сент-Мари. Там ждали возвращения Ива, но он не приехал. И по телефону не отвечает. Может быть, его оставили в больнице?

— В больнице?

— А ты не знаешь? Вчера в Сент-Мари двое бандитов напали на Софи Дюфур, и, если бы не Ив, Бог знает, что бы они с ней сотворили.

— Боже, какой ужас! Но Ив едва ли остался в больнице. Вчера вечером я видела, как Арлетта привезла его домой. Кстати, и Софи была в машине. Они что, помирились?

— Хотелось бы верить, но… — На лице у Доминика отразилось сомнение. — То ведь была не случайная ссора. Помнишь севрскую вазу Батистена? Ив утверждает…

— Я в курсе, — перебила его Элиза. — Очень глупая история.

— Так ты знаешь?.. Ну ладно. Извини, я очень спешу. — И Доминик, расцеловав тетку, удалился.

Утро было на редкость приятным, но Элиза не обращала внимания на погоду. Мысли ее были заняты злосчастной вазой. Что за дурацкая история! Ни одна ваза в мире не стоит того, чтобы из-за нее двум влюбленным грозила разлука.

Элиза нахмурилась. Какие-то смутные воспоминания, обрывки давно слышанных разговоров не давали ей покоя с тех пор, как он узнала обо всей этой истории от Софи.

— Ну и что тебя сюда привело? — неприязненно осведомился Батистен, подозрительно глядя на сестру.

— Пришла тебя проведать, — с подчеркнутой приветливостью улыбнулась Элиза. К тому же мне нужно кое-что посмотреть в библиотеке.

— И что же тебе там понадобилось? — буркнул Батистен.

— Так, кое-какие бумаги, — туманно ответила Элиза. — Кстати, прежде всего я собираюсь выпить чаю.

— Чай!.. Терпеть не могу! От него у меня ревматизм начинается, — плаксиво пожаловался Батистен.

— Никогда не слышала о таком странном действии чая, — заметила Элиза, но из дипломатических соображений воздержалась от совета брату употреблять поменьше вина.

Как бы то ни было, чай Батистен пил с большим удовольствием. Но разговор у них не клеился, и, допив вторую чашку, она объявила, что отправляется в библиотеку.

Среди множества пыльных папок со старыми бумагами она не сразу обнаружила то, что искала, но когда нашла, не смогла удержаться от торжествующего восклицания. Пожелтевший лист бумаги содержал дарственное распоряжение ее отца, гласившее, что по случаю бракосочетания Сюзанны Лубан и Франсуа Рулена он отписывает в дар новобрачной розовую севрскую вазу, одну из двух, издавна принадлежавших его семье.

Следовательно, было две вазы! Слухи, разговоры, слышанные ею в детстве, оказались правдивыми. И раз ее отец решился подарить такую ценную вещь Сюзанне Рулен, будущей прабабушке Софи, значит, для этого были очень веские причины.

Элиза терялась в догадках. Она как раз закрывала папку с бумагами, когда в библиотеку, хромая, ввалился Батистен.

— Ты еще здесь? — возмутился он. Взгляд его упал на папку, и Батистен изменился в лице. — Что ты там искала? — хрипло спросил он.

— Мне нужно было кое в чем убедиться, — спокойно ответила Элиза.

— Ты… ты не имела права! — не на шутку разволновался Батистен.

— Батистен, я — твоя сестра, — строго напомнила ему Элиза. — Мои права мне хорошо известны, и не надо на меня кричать. Успокойся и расскажи, что ты знаешь насчет подаренной севрской вазы.

Батистен тяжело опустился в кресло.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — с отсутствующим видом заявил он, но по лицу его было видно, что он прекрасно все понимает.

— Все ты понимаешь, — возразила Элиза. — Ведь я знаю тебя как облупленного. Давай-ка выкладывай. И кстати, почему ты не подтвердил полиции, что действительно было две вазы?