Вера Колочкова - Знак Нефертити

Ей ничего не оставалось делать, как уныло продиктовать и адрес, и год рождения, и номер домашнего телефона. Номер мобильного диктовать не стала — еще взбредет ему в голову на мобильный звонить, напоминать про тридцать пятый кабинет…

— Так, Анна Васильевна. Все хорошо… Значит, завтра с утра вы идете на маммографию. А потом ко мне, пожалуйста. Завтра у меня прием с двух до шести. А снимки ваши я сам заберу.

— Но я работаю до шести!

Он опять глянул на нее так же — чуть снисходительно, понимающе. Улыбнулся благожелательно:

— Ничего, уйдете с работы на часик пораньше.

— И… Вы мне завтра в обходном листке штампик поставите?

— Да, конечно. Будем надеяться, что все благополучно обойдется штампиком. До завтра, Анна Васильевна.

— До свидания…

Вышла в коридор, прошла мимо укоризненных взглядов женщин, сидящих на кушетке у двери. В спину вдогонку ткнулось обиженное:

— Вот нахальная какая… А говорила, на две минуты зайду…

Хотела ответить, да только рукой махнула. Спустилась по лестнице на первый этаж, забрала из гардероба куртку. Мыслей в голове никаких не было — ни досадливых, ни испуганных. Вялость в голове была пустая, бесформенная. Одураченная какая-то вялость. Скорей, скорей на улицу, на свежий воздух…

Он и в самом деле показался весьма свежим, городской воздух поздней осени, насквозь пропитанный дождями и прелью, и запахом скорого снега. Вздохнулось сразу легко, и ушла из головы вялость, сменившись оптимистической покорностью перед обстоятельствами — ну, завтра, так завтра. Черт с ним, с Козловым. Сходит она утром в тридцать пятый кабинет, вечером получит свой штампик… Правда, было в этой оптимистической покорности одно довольно неприятное звено — завтра с утра надо снова отпрашиваться у Остапенко, объяснять что-то… Нет, не про маммографию в цокольном этаже с девяти до одиннадцати, конечно же! Что-нибудь другое нужно придумать. И для кадровички Ларионовой тоже…

А впрочем, чего уж себя обманывать — бился среди этих мыслей маленький хвостик-страшок. Даже не бился, а пошевеливался чуткой ящеркой, щекотал хвостом по сердцу. И когда в кресле у парикмахерши Светы сидела, и потом, когда к маникюрше Оксане за стол перебралась. Оксана та еще говорунья — щебетала что-то о недавней поездке в Турцию, сетовала на плохую погоду… Она сидела с вежливым лицом, улыбалась, кивала головой, делала вид, что слушает. А мыслями возвращалась к нему, к молодому Козлову…

Нет, это понятно, что он молодой. В том смысле, что никакого опыта в своей медицинской специфике заработать не успел. Да и вообще… Может, он каждую пациентку на эту самую маммографию отправляет! Хотя нет, не каждую… Если судить по их департаменту, все пробежали по врачам за один день, о чем и доложили благополучно кадровичке Ларионовой…

Страшок внутри снова зашевелился, и палец в Оксаниной ладони дернулся сам по себе, непроизвольно. Оксана подняла на нее испуганные глаза:

— Что? Я вам больно сделала, да? Извините…

— Нет, Оксаночка, все в порядке. Продолжай.

— А, ну да… Так вот, я мужу и говорю — никогда больше в этот отель не поеду, здесь даже бассейна с подогретой водой нет! А он мне отвечает — ну и что, зато путевки дешевле… Ему без разницы — есть бассейн или нет! Ему главное, чтобы в баре виски неразбавленный был…

Голос Оксаны снова потек ровным ручейком, размылся, уплыл куда-то. А страшок-ящерка, наоборот, встал на лапки, поднял голову с глазами-бусинками, шевельнул хвостом. Конечно, можно напрячься, мысленно топнуть ногой, чтоб исчез… Да только не так это просто, как оказалось. Вместо топанья полезло вдруг в голову всякое… Например, как часто по телевизору талдычат о необходимости посещения врачей-маммологов, о раннем выявлении проблемы, о самоконтроле… А еще — что программы всякие пишут, и консультации проводят бесплатно, и центры создают. И она, бывало, вот так слушала в телевизоре какого-нибудь чиновника от медицины, и, черт возьми, даже гордостью за родное отечество проникалась — ишь, как верхи насобачились за бабским здоровьем следить, молодцы! Нет, оно и правда приятно гордостью проникаться — за кого-то. И радоваться решению женских проблем — чьих-то. А саму себя представить крупицей «здоровья нации», выходит, слабо… Сидит и сидит камнем внутри неколебимая уверенность, что с ней никогда ничего подобного… Этот, мол, колокол по другим звонит…

— …Фуксия уже не в тренде, это в прошлый сезон по фуксии все с ума сходили… — ворвался в мысли журчащий Оксанин голосок. Подняла голову, глянула на нее удивленно: