Эрика Орлофф - Тайна древней рукописи

— Да. Я родился прямо в ванной на втором этаже. В этот момент рядом с моей мамой находились две поющие подруги, акушерка по имени Хэвенли и мой бедный отец, который просто хотел, чтобы я родился в обычной больнице. Так что да, свой первый вдох я сделал в этом доме. И прожил здесь всю свою жизнь, как и мой отец. Сейчас я учусь в Нью-Йоркском университете, работаю на отца. Он надеется, что я унаследую семейный бизнес.

— Средневековых иллюминированных рукописей?

— Что-то вроде. Торговлю манускриптами, первыми изданиями и редкими книгами.

— На табличке значилось: «…и Сыновья». У тебя есть братья?

Он покачал головой.

— Мой отец и есть «и Сыновья». Они с братом унаследовали дело моего дедушки. Дядя умер десять лет назад, так что остался только мой отец. И я. «И сын». Но если честно, я хочу стать писателем. Создавать новые книги, а не собирать старые.

— Но ты же работаешь его помощником.

Он кивнул.

— Пока да, но я еще не определился. Я люблю старые книги. Но не так, как он. У моего отца есть рукописи. А моя страсть — в этом, — сказал Август, скрестив руки на груди, и улыбнулся, глядя на сад. — Вот тут я пишу, — добавил он и указал на деревянный стол, на котором стоял макбук.

— Здесь прекрасно. Ты сам ухаживаешь за садом? Сажаешь растения и придумываешь ландшафт?

— Что-то вроде того. Моя бабушка занималась садом, но потом многие годы он был никому не нужен. Так что я всего лишь возвращаю его к жизни. Мне нравится работать на воздухе. Мой отец не покидает пределы дома, так что я устроил здесь что-то типа собственной комнаты отдыха. Прямо тут.

Я подошла к вольеру. Оперения птиц были такими же пестрыми, как и оттенки роз.

— Они великолепны. А что это за птицы?

Казалось, птицы не поют, а тихо посмеиваются. Одна села на ветку рядом со мной. Ее перья были цвета изумруда, бирюзы и рубинов.

— Эта Гульдова амадина, — сказал Август. — Из Австралии.

— А те? — Я указала на коричневых птиц. На вид они не были такими экзотичными.

Он негромко ответил:

— Амадины не очень хорошие родители. И тогда социально активные зяблики приходят им на помощь и растят птенцов. Они что-то типа нянь для амадинов.

— Как мне это знакомо. У меня была няня, пока я не перешла в среднюю школу.

Август взглянул на меня.

— Тогда палимпсест не единственное, что нас объединяет. Моя амадиновая мать улетела из гнезда, когда мне было десять лет. Родители тогда развелись.

— А где она теперь?

— В Калифорнии. Она не смогла смириться со странностями отца. Или с тяжкой ношей материнства. С нее хватило домашних родов, она хотела найти себя, — последние слова он произнес с иронией.

— Твой отец… он доставляет тебе хлопоты? — Я замерла. Я совсем не хотела выглядеть надоедливой. Но никогда не выходить из дома…

Он покачал головой.

— Он восхитителен, понимаешь. И он такой, какой есть. Думаю, я знаю его только с этой стороны. Поэтому не требую от него ничего другого. А что произошло с твоей семьей?

Я кивнула и указала на птицу с лазурным воротником:

— Тогда амадином у меня можно назвать отца. Моя мать… она умерла, еще когда я ходила в детский садик. Поэтому вместо нее у меня дядя Гарри, он похож на нее. — И я указала на птицу, чистившую клювом птенца. — Именно он заботится обо мне. Даже когда я в Бостоне, мы созваниваемся почти каждый день. Летаем или ездим на поезде друг к другу раз в две недели. А когда у меня получается, я приезжаю на выходные.

Я смотрела, как птицы перелетают из гнезда в гнездо.

— Здесь мне нравится больше, чем сидеть в офисе и изучать манускрипты. Дядя… Ты бы видел его лицо, когда он обнаружил буквы на полях.

— Если это действительно палимпсест, тогда это находка всей жизни. Сложно их винить за такую реакцию.

Я улыбнулась.

— Нет, конечно нет. Не думаю, что хоть что-нибудь может сравниться с такими переживаниями. Как будто мы нашли сундук с сокровищами.

— Так и есть. За это я люблю работу в «Соколов и Сыновья». Загадки и вопросы. Кто владел книгами, какая у них судьба. Момент, когда натыкаешься на редкое первое издание… В каждой книге заключена своя история. История, рассказанная на страницах книги, и история самой книги. Книги напоминают мне моего отца. Чтобы понять его, нужно войти в его мир. Чтобы понять книгу, нужно погрузиться в нее.

Я услышала всплеск за спиной и обернулась.

— О, кто-то проголодался.

— Что?

— Иди сюда. — Август подвел меня к огромной бочке, к которой был приделан небольшой водопад. — Мой пруд карпов кои. В стиле Манхэттена.