Наталья Нестерова: Давай поженимся! (сборник)

После школы, поступив в разные институты, мы с Жанной хоть и не тесно, но дружили. Без ежедневных встреч или многочасовой болтовни по телефону, без нетерпения: «надо обязательно подруге рассказать!», без оголтелого сопереживания и взаимного интереса, но все-таки дружили. Мощные канаты, которые нас связывали, постепенно истончались, однако мы продолжали называться близкими подругами. Канаты превратились в веревки, в шпагаты, в тонкие нити, а потом от них остались лишь воспоминания. Когда Жанна вышла замуж. Инициатором тихого затухания дружбы была я, а дело заключалось в супруге Жанны.

Общим приятельницам в свойственной ей манере Жанна жаловалась:

— Никогда не подумала бы, что Оля может мне завидовать.

Ни о какой зависти речи не могло идти, но ведь я не пошла на свадьбу Жанны, а потом не пригласила на свою, под разными предлогами отказывалась от празднования дней рождения ее и мужа, от встречи Нового года или просто вечеринки в ресторане. С рождением дочери я поздравила Жанну по телефону. Когда у меня родился сын, она примчалась с мешком подарков и говорила, что скучает без меня, давай, мол, как раньше дружить. «Конечно», — ответила я вежливо и снова ушла в подполье. Жанна побилась, побилась о мою твердокаменность и отступила. Версию выдвинула: «Оля завидует». Есть чему — у Жанны супруг банкир. Окружил ее роскошью — почти вызывающей для нашего областного города. Моя глупая любимая подруга!

И вот нам по тридцать лет. Я в Жаннином загородном особняке. Три этажа, анфилады комнат, зимний сад, бассейн, тренажерный зал, кухня как в ресторане, спальни как в кино про особ королевских кровей. Жанна провела меня по дому, а сейчас мы пьем чай в малой гостиной. У них еще есть большая гостиная и детская гостиная, а так же комната отдыха с розовыми обоями и мутными акварелями на стенах.

— Кто от кого здесь отдыхает? — рассмеялась я во время экскурсии по дому.

— Это же помещение для релаксации! Мне специалист по фэн-шую оборудовал.

— Тогда конечно. Без фэн-шуя нам не шунь не вышунь.

— Олька, ты издеваешься?

Спросила точь-в-точь, как в юности. «Олька, ты издеваешься или у меня правда на лосинах картина Ван Гога?» Как я соскучилась без Жанны! Без ее наивного барства, по-своему целомудренного, которое многими воспринималось как чванство.

Мы пьем чай (из чашек тончайшего фарфора, разумеется), и Жанна жалуется на ленивых охранников, на садовника, который загубил уникальный рододендрон, на повариху, которая никак не освоит японскую кухню, на горничную, которая через раз вытирает пыль под кроватью, на гувернантку, плохо обучающую ребенка английскому языку.

— Тяжело тебе, бедной! — улыбаюсь я.

— Да! Столько проблем. — Жанна сначала не улавливает иронии, отвыкла от меня, потом хмурится. — Ты столько лет носа не казала, а теперь позвонила, приехала. Думаешь, я не знаю почему? Тебе много надо? У нас все деньги просят.

— Но не всем даете? Да, я с протянутой рукой. Но, Жанетта, не зависимо от исхода переговоров, я хочу сказать, что очень рада тебя видеть. Стилисты, как ни старались, не испортили твоей природной обворожительности. Из тебя развилась русская женщина для плаката «Вот она без горящих изб и коней на скаку».

— Правда? — радуется Жанна.

— Истинная правда! — честно говорю я.

Мне все время хочется улыбаться. Так чистосердечно, наверное, улыбается человек, приехавший в места своего детства, где он встретился с милыми людьми, оставшимися в памяти в идеальном образе.

— Ты тоже прекрасно выглядишь, — возвращает мне комплимент Жанна. — Такая… струна… тетива… — Жанна подыскивает слова. — Будто в тебе все натянуто, ты на пике формы.

Натянуто — это верно, до звона, вот-вот лопнет. В противном случае, разве я пришла бы в этот дом? Мой поступок не подвиг унижения. Мой приход — бомба под шикарное семейное гнездышко Жанны. Но другого выхода я не нашла.

Мы с мужем взяли ипотечный кредит в банке. Квартиру требовалось ремонтировать, мы взяли еще один кредит. Если бы не кризис, мы выкарабкались бы из долгов через пятнадцать лет. Мы все рассчитали и были готовы работать как проклятые. Нам с Юрой было приятно сознавать, что наше все — это наш реальный труд. Как у достойных честных людей: заработал и трачу, не ворую, мзды не беру, смотрю людям в глаза открыто и спокойно. Однако кризис случился. Юру сократили, моя зарплата уменьшилась вдвое. Долги перед банком — как селевый поток, перед которым мы стоим, хрупкие и беззащитные. Да леший с ней, с квартирой, пусть отнимают! И забыть все хлопоты, когда выходных не знали, носились по рынкам, чтобы кафель или обои подешевле найти. Комната сына, в которой мы стены и потолок втроем разрисовывали и хохотали до колик… Живы будем, еще лучше нарисуем. Кухня моя, до миллиметра вымеренная, чтобы мебель поместилась… Ерунда! Люди города заново отстраивали, а у нас только квартира малогабаритная типовая. Жить есть где — у моих родителей, не на улице перебиваться.