Наталья Нестерова: Давай поженимся! (сборник)

— Тем не менее он на тебе женится? На беременной неизвестно от кого? Он, вообще, в курсе?

— Еще — нет. Мы завтра встречаемся. Сегодня — вечер расставания с тобой.

— Спасибо, что пригласила.

— Сам приперся, выкроил вечерок и ночку в своем жестком графике.

— Значит, ты уверена, что друг детства Витя, как жизнерадостный ишак, понесется к алтарю под ручку с невестой, осеменённой другим мужчиной?

— Макс! Я попросила бы не употреблять уничижительных характеристик в отношении моего будущего мужа. В конце концов, это человек, который станет отцом твоему сыну. И прекрасным отцом, я уверена.

— Почему сыну? Какой срок? Уже пол известен?

— Срок маленький. Пол неизвестен. Но я хочу сына.

— А дочь тебя не устраивает?

— В меньшей степени. Не хочу, чтобы моя крошка мучилась, как я, как мама. У мужиков жизнь гораздо проще и легче.

— Спорно. Так! — Максим энергично растер ладонями лицо, словно онемевшее. — Что мы имеем? Хрень чудовищная! Лара, может, ты пошутила? Разыгрываешь меня? Шутка удалась, меня прошибло, давай вместе посмеемся.

— У беременных женщин с юмором плохо. Тем более в отношении судьбы ребенка, которого носят под сердцем. Слушай, а почему говорят: под сердцем? Там же селезенка.

— Не сбивай меня на анатомию!

— Максимушка, ведь от тебя ничего не требуется. Поцелуй меня в щечку, помаши ручкой, забирай вино и катись распивать его у той, что утешит.

— Какой еще той ? Мне, кроме тебя, никто не нужен.

— Сейчас. Но ты быстро и легко найдешь замену. В этом плане я за тебя спокойна.

Лара поднялась и указала Максиму рукой на дверь: выметайся.

— А я за тебя не спокоен! — Максим и не подумал встать. — Вернись на место. Выгоняет она меня! Отца моей девочки!

— Мальчика!

— А мне девочки нравятся.

— Кто бы сомневался. Особенно девочки под тридцать, одинокие и покладистые.

— Сядь, пожалуйста! — попросил Максим. — Что ты стоишь надо мной, как восставшая совесть?

— Иногда полезно, чтобы совесть восстала, — тихо бормотала Лара, опускаясь на стул. — Ты такой умный был всегда, сыночку хорошие гены достанутся…

— Что ты шепчешь?

— Я говорю, — повысила голос Лара, — что ты очень умный человек, а сейчас демонстрируешь тупость. По слогам: ни-че-го от те-бя мне не нуж-но. Это не спектакль, в финале которого герои сливаются в поцелуе, клянутся вместе жить вечно и умереть в один день.

— Если жить вечно, то умереть не получится.

— Логика мышления уже возвращается! Значит, способен усвоить, что отныне свободен, как перелетная птица. Лети, Максим, попутного ветра!

— Образ бытия перелетных птиц мне никогда не нравился. Мотайся по свету, туда-обратно, через моря и океаны, чтобы яйца отложить. Лара, а почему ты мне… мне не предложила стать мужем и отцом моего, как ты утверждаешь, ребенка.

— Я? Я должна предлагать?

— Плохо выразился. Намекнуть и ждать моего ответа.

— Как долгожданного счастья? Вот уж извини. За три года и четыре месяца ты не высказал никакого желания оформить наши отношения. Напротив, говорил, что в ЗАГС и под дулом пистолета не пойдешь. «Стреляйте, но ярма больше не надену».

— Я выражался образно, для красного словца.

— Довыражался, милый! Теперь я выхожу за другого.

— Но ему-то ты, — вспылил Максим, — находишь возможным сама делать предложение?!

— С легким сердцем. И не без мысли, каюсь, что сделаю человека счастливым. В большей степени счастливым, чем буду сама.

— Этот Витёк… он вообще кто? Чем занимается?

— Мхами.

— Чем-чем?

— Мох — растение такое маленькое. — Лара показала фалангу пальца. — Витя ботаник, изучает мхи. Кандидат наук, пишет докторскую диссертацию.

— Чудно! Она выходит замуж за замшелого ботаника!

— Второй раз тебя прошу! Не смей порочить мою будущую семью! Кстати, мне всегда очень нравились академические мужчины. Которые без пафоса и выпендрежа двигают науку вперед. Сидят часами, наблюдая растительные клетки мхов под микроскопом, или тихо изучают особенности стайных рыб, или новый химический элемент…

— Когда я заканчивал институт, — перебил Максим, — меня не только завкафедрой, даже ректор уговаривал поступать в аспирантуру и двигать по науке.

— Но в науке мало платят.

— Копейки.

— Тебя это не устраивало.

— Решительно. В детстве я назавидовался пацанам в фирменных джинсах, имевших игровые приставки к телевизору, а потом и компьютеры. У мамы просить десять рублей на проезд в метро и сиротский обед в занюханной столовой мне надоело.