Ксения Бунеева: Мой космос

Ничего не понимая, я проговорила все цифры. Он записал их, пожелал спокойной ночи и с поклоном удалился.

Я подождала, пока входная дверь за ним закроется. Вернее, не могла двинуться с места, пока не услышала ее хлопок.

- Ну не фига ж себе!

Протяжно выдохнула и вошла в квартиру.

Родной дом встретил меня привычными запахами - табака, жареной картошки и дешевых духов. Подкопченные обои, отклеившиеся на стыках, хранили следы всего этого с потрясающей верностью. Уже много лет они напоминали мне о каждом прожитом дне. Словно смеялись над тем, что я провела их в этой ветхой квартире.

Грустно. Обыденно.

Я поставила на тумбу пакет и стала разуваться.

- Риточка, это ты? - донесся дребезжащий голос бабушки из зала.

- Да, бабуль.

- Мы тебя уже заждались.

- Я на работе была.

- Поздно что-то, - посетовала Анна Васильевна.

- Дополнительный заказ был, бабуль. За него, кстати, вдвойне заплатили.

- Риточка, ты там на кухне картошку бери. Я пожарила.

- А ты, бабуль, ела? Я тут купила кой-чего.

- Сейчас посмотрю. Реклама только начнется.

Я мельком взглянула на часы. Полдевятого. Время бабушкиного сериала. Не знаю, что она находит в этих мексиканских запеканках, но оторвать ее от экрана, как только начинается "Любовь и обман" просто невозможно.

Окунув ноги в домашние тапки, хоть они уж и порядком стоптаны, ощутила блаженство. После целого дня на ногах это настоящее счастье - переобуться.

Из дальней комнате доносилось тарахтение маминой швейной машинки. Квартира у нас угловая и она решила расположиться со своим рабочим инструментом именно там, чтобы не раздражать излишне нервных соседей.

- Мам, я пришла! - крикнула я, как только ее железный монстр затих - наверное, она перевернула ткань.

- Да, Рита, слышу.

На кухне было очень накурено. Пепельница дяди Семы наполнилась доверху и окурки уже вываливались на белую бабушкину скатерть. Ох, и расстроится она, когда увидит.

- Добрый вечер, - кивнула я.

Отчим многозначительно оторвал глаза от книги.

- Привет. Что принесла? - он скосил глаза на пакет и чуть сдвинул очки.

Небритый, в растянутой домашней тельняшке, с очками в дешевенькой оправе и сигаретой в зубах, Семен очень напоминал алкоголика. Только вот он капли в рот не брал за свои пятьдесят с хвостиком. Наверное, поэтому мама его и выбрала пять лет назад.

- За сегодня зарплату отдали. Вот решила продукты купить.

Я стала выкладывать содержимое пакета на стол. Семен с интересом наблюдал за мной и брал каждый предмет в руки. Пару минут он крутил его, выискивая срок годности, затем проверял состав и кивал - то одобрительно, то осуждающе.

- Ритуль, ты зачем этот сыр купила? В нем же сплошные консерванты, - он брезгливо отодвинул баночку с плавленым продуктом. - Вредный он.

- Зато недорогой, - ответила я. - И по вкусу ничего.

- Легкомысленная ты девица, Рита, - покачал головой отчим. - Совсем о здоровье не думаешь. Вот все вы такие, молодежь. Я помню, когда студентом был...

Дальше я не слушала. Поучительные речи моего отчима можно было записывать на диктофон и продавать на радиорынке, как лекции для тренировки терпения. Выслушать его не представлялось возможным. Семен считал себя, кандидата философских наук, умнее всех на свете. Ему было плевать, что у кого-то может быть свое мнение. Он считал непосредственным долгом учить всех и каждого, дабы внести истину в этот потерянный мир.

- ...привыкли вы сейчас есть пестициды и консерванты, оттого и внутри все гнилые. Знаешь истину "ты - то, что ты ешь"? Так вот нынешняя молодежь...

- Дядь Сем, а вы чего читаете? - решила прекратить эту словесную диарею.

Отчим словно спохватился. Мотнул головой и поправил очки.

- У меня лекция завтра. Вот, готовлюсь. Хочешь послушать?

- Нет-нет, - поспешно отказалась я. - Знаете, так устала. Поужинаю и спать.

- Жаль. Тема очень интересная. "Осознание бытия в маргинальных слоях общества".

Я хмыкнула.

Это у нас что ли? Мы самые, что ни на есть маргиналы. И сильно сомневаюсь я, что подобные нам, которых сотни в стране думают, что же такое их бытие. Я, например, совершенно не думаю, когда по несколько часов стою с листовками в переходе. И мама не думает, когда сутками сидит за швейной машиной. И бабушка, когда ей приходится мести двор за полставки.

А он думает! Великий мыслитель! Читает по три-четыре лекции в неделю, кичится своей ученой степенью и ходит в засаленной рубашке.

Я остановилась, бездумно глядя в холодильник с тем самым вредным сыром в руке.