Сюзан Фрейзер - Дежавю

— Энни! Ш-ж-ж!

Снова это назойливое жужжание. Но я слишком устала, чтобы возражать, чтобы вообще говорить хоть что-нибудь.

Очнувшись от забытья, в которое я провалилась вчера вечером, первые несколько мгновений, прежде чем открыть глаза, я была совершенно спокойна. Мною владело сладостное забвение. Я не обратила внимания, что не слышу воркования голубей, которые постоянно сидели на подоконнике нашей спальни, петуха месье Мартена, даже кукарекавшего на французский манер. Не слышно было и звуков любимого мультика Чарли, которые обычно доносились до наших ушей с первого этажа, несмотря на закрытые двери. Я совсем забыла об этом.

Звук работающего фена для волос вернул меня в реальность еще до того, как я открыла глаза. Все события прошлого вечера до боли яркой картинкой предстали перед моим мысленным взором. Кто-то насвистывал знакомую мелодию, но высоко и фальшиво. Бетти всегда свистела, причем весьма скверно.

Мелодия вдруг резко оборвалась. Возможно, мой вздох или стон, низкий, словно мычание коровы, был тому причиной. Я закусила губу, затаив дыхание, и прикрыла рот одеялом. Тело, лежавшее до этого рядом со мной без движения, пошевелилось и перевернулось. Я не решалась посмотреть на Марка. Только не сейчас.

Я хотела просто заснуть, а проснувшись, как Элли, хотела оказаться дома, в Канзасе. И пусть даже моим Канзасом был Лерма, я надеялась, что это ужасное наваждение окажется просто ночным кошмаром, который забудется после чашки хорошего крепкого кофе. Но мы все еще были здесь, в Париже, в воскресное утро пятнадцатилетней давности.

Как такое может быть?

Насвистывание продолжилось. Я лежала тихо, стараясь не шевелиться, отчаянно ожидая, пока успокоится мое дыхание, пока сердце перестанет рваться наружу из грудной клетки, пока я не окажусь в нашей кровати или хотя бы пока Бетти не сменит мотив. Изучая потолок моей старой спальни, а вернее, трещину на нем, глядя на которую я всегда тосковала по дому, поскольку она немного напоминала мне приплюснутый силуэт Австралии, я думала, что Марк сказал по пути к себе домой о том, что нам, возможно, будет трудно прийти туда, но не сюда. Я думала о том, что сказала тогда в кафе, утверждая, что все именно так, как было в первый раз. Я определенно заставила его задуматься, судя по взгляду, который он бросил на меня в машине. Марк был встревожен. Видимо, сделав логический вывод, он предположил, что в его квартире может оказаться она, его «бывшая». Может, он и не знал этого наверняка, ведь тогда, в первый раз, Марк пришел со мной в нашу с Бетти квартиру.

Конечно, если бы все повторилось в точности так, как тогда, я бы так и не узнала об этой девице. Тут я подумала о моей матери. Интересно, ход ее мыслей был таким же? Думала ли она: «Если бы я тогда не отправилась в город, не пошла по магазинам, не остановилась, чтобы купить это дурацкое мороженое, то не увидела бы его в кафе с той девушкой. Я бы никогда не узнала… и он остался бы жив». Забавно, но я никогда не видела, чтобы моя мать ела мороженое, ни разу за свою жизнь.

Я повернулась. Марк лежал на спине, уставившись в потолок. Ужасно было смотреть на его профиль здесь, в этой комнате. У меня есть, вернее, была фотография Марка, где вот так же он лежал на этой самой кровати. Я вздохнула, вспомнив, какие чувства я испытывала, когда делала этот снимок.

Я закрыла глаза, чтобы остановить слезы, и подумала о том времени, когда мы уехали вместе, о нашем первом лете вдвоем. Проснувшись с восходом солнца, мы запрыгнули в фургончик Марка, взяв с собой лишь палатку. Все утро мы ехали на запад, пока не достигли побережья в местечке Квиберон, в Бретани. Это был забавный серый городишко, где на каждом шагу продавались блинчики, много блинчиков, и яблочный сидр. Это все, что я помню, потому что потом мы сели на паром до Бель-Иль [13] Бель-Иль — остров в Бискайском заливе у побережья французской Бретани. Во время правления Наполеона I назывался также Островом Жозефины. . Мы будто бы попали в другой часовой пояс, в другое место, отделенное от остальной Франции, от всего мира. Когда я вспоминаю об этом сейчас, я вспоминаю голубой цвет, чистый голубой цвет. Я словно разглядываю маленькие открытки с живописными видами. Вот рыбацкие лодки пришвартованы в бухте и покачиваются на воде, словно разноцветные детские кораблики, с которыми Чарли играл в ванной.

Мы ставили палатку, огромную полукруглую конструкцию, которую Марк сохранил еще с того времени, когда служил в армии, и ехали на пляж на наших велосипедах. Боже мой, нам совершенно не было никакого дела до остального мира…