Наталья Нестерова - Испекли мы каравай (сборник)

К сожалению, Изольда, укрытая одеялом по шею, предстала перед папой не лучшей своей стороной — плешивым черепом и пустым глазом.

— Что ты молчишь? — спросила меня мама. — Сначала чуть меня на тот свет не отправила, теперь папу.

Я принялась нахваливать свою новую большую куклу, через слово вставляя «папочка»: «Папочка, она прекрасная… папочка, я без ума от нее… папочка, скажи маме, пусть Изольда останется…»

Но папочка меня не слушал. Он подошел к кровати, откинул одеяло и уставился на Изольду с таким брезгливым отвращением, словно это была не большая кукла, а мерзкая гигантская лягушка. Я невольно рассмеялась: папа испугался манекена!

— Тебе весело? — нахмурилась мама.

— У нас водка есть? — повернулся отец к маме.

— У нас есть валерьянка, — ответила мама. И спросила меня: — Довольна? Тебе все ясно?

Спросонья плакать трудно, не тот настрой организма. Но после разбега, который пришелся на уговоры моих родителей, настрой появился, и я разрыдалось в полный голос.

Папа молча смотрел в сторону. Мама велела прекратить истерику. Они выступали единым фронтом и были непреклонны. Обычно мои слезы папа выдерживал одну-две минуты, мама могла выстоять до десяти, а тут, казалось, я могу убиваться до бесконечности, а им хоть бы хны.

— У меня уже вся вода в голове кончилась, — устала я рыдать.

— Может, это и к лучшему, — сказал папа. — Разжижение мозгов прекратится. Иди спать. Чтобы этого чудовища завтра в доме не было!

Я ушла недалеко, спряталась в коридорчике, чтобы подслушать, вдруг в разговоре родителей я уловлю лазейку, через которую завтра смогу протащить свое пылкое желание сохранить Изольду. Родители говорили тихо, и мне мешала икота, которая сотрясает после бурных рыданий.

Неожиданно мамин голос повысился:

— Вынеси ее сейчас сам на помойку!

— Как ты себе это представляешь? Вдруг меня кто-то увидит? Тащу ночью человеческое тело!

— Давай ее поломаем на части, затолкнем в мешок.

Вариант расчленения манекена папе тоже не приглянулся. Папа вернулся к первому маминому предложению:

— Ты права. Дочь сама принесла, пусть сама и выбрасывает. Пойдем спать!

Я шмыгнула в свою комнату. Крепко обняла Изольду — пусть вырывают ее у меня. Но родители ко мне не заглянули. Прижимаясь к холодному пластиковому телу, я отчаянно страдала. А главное, не понимала, чем вызвана такая острая и дружная реакция мамы и папы. У меня самые лучшие на свете родители, с этим согласны даже мои друзья. Самая умная и красивая мама, самый веселый и сильный папа. Я у них единственный и долгожданный ребенок. Однажды я подслушала болтовню соседок, которые говорили, что мама долго не могла родить. Сама, наверное, рассуждала я, панталоны не носила в детстве, теперь меня мучает. Откровенно говоря, из родителей я вила веревки и всегда добивалась того, чего хотела. Нужно было только соблюдать баланс, не зарываться, чтобы они думали, будто воспитывают меня. А тут они окаменели в своем неприятии какого-то несчастного сломанного манекена, не позволяют ребенку наиграться с большой куклой.

Ответ я нашла много лет спустя. В иностранном аэропорту увидела девочку не старше пяти лет, которая держала на руках трехмесячного младенца. «Странно, — подумала я, — доверили ребенку малыша. И почему младенец голый? Может, что-то случилось? Нужно подойти? Но никто из окружающих не реагирует». И тут девочку кто-то позвал, она опустила одну руку, другой схватила младенца за ножку. Малыш полетел вниз и ударился головой о мраморный пол. Я издала тот самый тихий «Ах!» и присела, колени подогнулись от ужаса… Оказывается, у них за границей появились куклы из мягкой резины — точные, до деталей, копии младенцев. На мой взгляд, эти игрушки были отвратительны. Давно известно, что в искусстве чрезмерная достоверность, без грана вымысла и фантазии творца бывает либо скучной, либо пошлой.

В истории с манекеном мама и папа тоже не видели в Изольде игрушки, куклы. Им она напоминала непохороненного изуродованного мертвеца и вызывала отвращение, брезгливость, рвотный спазм. Их тошнило от мысли, что дочь будет играть с этой мерзостью.

Горе, бессонная ночь и непреклонность родителей надломили мою волю, но полностью не убили желания во что бы то ни стало сохранить Изольду. Утром я отказалась завтракать, вышла на кухню уже полностью готовой к школе — коричневое форменное платье с белыми воротничком и манжетами, черный фартук. В руках портфель. Я сказала родителям, что унесу Изольду из дома, когда вернусь из школы. А если они попробуют в мое отсутствие выкинуть такую замечательную куклу, то я убегу из дома с солдатом, с циркачом или просто с Юркой из пятого подъезда. Вид мой, наверное, был настолько хмур и решителен, что мама никак не прокомментировала угрозу сбежать из дома.