Наталья Нестерова - Неподходящий жених (сборник)

— Зачем ты читаешь отвратительные анекдоты? — невольно рассмеялась Варя.

Ей можно смеяться, тещины проблемы ей не светят, дважды свекровью будет.

— По случаю, — глупо обиделась я на смех подруги, — с Женей спор возник. Но это ерунда. Важно другое. — Меня снова подхватила волна обличения Андрея. — Сам по себе нравственный урод не существует, не в вакууме же он обитает. Он отравляет других, здоровых людей, делает их хуже, пробуждая низменное в душе, заставляет страдать. Что, мне денег жалко? Да не жалко! Но я становлюсь скрягой. Что, мне трудно надеть перчатки и лишний раз унитаз помыть? Не трудно. Но я мою и думаю: «Кандидат филологических наук за работой». При чем здесь, скажи на милость, ученая степень? Раньше, когда я драила квартиру, не вспоминала о своих научных достижениях. А теперь у меня комплекс униженной и оскорбленной. Я постоянно давлю в себе недостойные чувства, я знаю, что к Андрею нужно относиться как к ребенку. Если Сашка ребенок, то и ее муж в той же ипостаси. Но у меня не получается!

— А у Саши тоже комплекс?

— Что ты! Она пребывает в блаженной эйфории первой настоящей любви. О моих терзаниях не догадывается, внешне я сохраняю невозмутимость и благодушие. Кстати, Сашка ведь познакомила Вову и Лешу с Андреем. Какое он произвел впечатление на твоих мальчиков?

У Вари забегали глаза.

— Ага! — Я не злорадно предвкушала убийственную характеристику. — Выкладывай!

— Они сказали, что Андрей — мажор.

— В каком смысле? — удивилась я. — В музыкальном?

— Возможно.

— Что значит «возможно»? Ты ведь допытывалась у сыновей. Как они пояснили?

— Ничего не пояснили, сказали только, что «мажор» — это не «ботаник». Маруся, ты ведь знаешь, они разговаривают на нерусском русском языке.

— «Ботаниками» они называют отличников, которые слишком много учатся в ущерб веселью и развлечениям. Тогда, по аналогии, «мажор» — любитель музыки?

Я ошибалась, потом посмотрела в словаре молодежного сленга. Слово из лексикона хиппи восьмидесятых годов, пренебрежительное обозначение человека, ведущего социально правильный образ жизни, ставящего материальное благополучие выше всего. В современном значении «мажор» — представитель «золотой молодежи», обычно не имеющий своего дохода, а пользующийся достатком родителей. Точно про Андрея, хотя к «золотой молодежи» я его не отнесла бы, золото ведь самоварное.

— Может, тебе, действительно, лучше переехать к Евгению? — спрашивала Варя.

— Может, — уходила я от обсуждения этой темы.

С Женей мы стали чаще видеться, не только на выходные, но и среди недели я приезжала к нему, чтобы расслабиться, подышать полной грудью. Дома я стала точно задыхаться, казалось, что квартира провоняла Андреем. Трутни, в отличие от рабочих пчел, испускают дурные ароматы. Я часто пребывала в хмуром настроении, которое Женя мужественно переносил.

Деликатно спрашивал:

— Трудно тебе с зятем?

— Не хочу тебя, как выражается нынче молодежь, «грузить» своими проблемами.

— Да, — подхватывает Женя тему, — современный сленг отличается брутальной модальностью. Вот, например, как звучит кодекс правил воспитанного человека: «Не наезжай! Не грузи! Не гони! Не тормози! Не пыли!» Ни один из глаголов не употреблен в своем словарном значении.

Мы заговорили о диглоссии (от греческого — «двуязычие») — это когда у одного народа существует две формы языка для разных сфер применения. Язык высокий и язык бытовой, просторечный, сленг. С университетской кафедры говорят не так, как в бане или на кухне. В нашей истории социальные взрывы потрясли не только основы общества, но перемешали языки. Еще выдающийся лингвист Селищев замечал после революции: «если говорит неправильно, значит, большевик». Чуковский называл советский язык канцеляритом. Перестройка, восьмидесятые, девяностые годы, да и современность потребовала от политиков публичности, отказа от чтения по бумажке. И выяснилось, что наши президенты, премьер-министры, депутаты и прочие функционеры, мелькающие в телевизоре, в подавляющем большинстве владеют в совершенстве только «кухонно-банным» стилем, а то и блатным лексиконом. Взрывоопасная смесь теперь уж не французского с нижегородским, а канцелярита с просторечьем, вторглась в сферы, где прежде господствовала правильная речь — в средства массовой информации, в литературу. Меня шокировало в свое время, когда президент призвал «мочить в сортире», выступления Черномырдина я приравнивала к юморескам Жванецкого. Да и теперь с пуританской вредностью я указывала на ошибки в речи публичных людей.