Наталья Нестерова: За стеклом (сборник)

«Мало он тебя дубасил», — подумала Лена Соболева и продолжала уговаривать:

— Очень тебя прошу! Клянусь, что Володя ничего Валере не скажет.

— Нет, и не проси. Это я с перепугу тебе проболталась. А если кому-нибудь скажешь — буду открещиваться. Весь подъезд свидетели. Строить теперь не умеют, стенки как картон. Мы раньше на Пятницкой жили, так там ори не ори, когда тебя муж убивает, — никто милицию не вызовет.

— Кто эта Иванова? Где живет, работает? — сыпала вопросами Лена.

— Зачем тебе? — подозрительно спросила соседка.

— Должна же я ее найти, все объяснить.

— Чтобы она ко мне приперлась?

— Лена, как ты не понимаешь, у меня вся жизнь рушится!

— Ничего не рушится, подумаешь, ошибка вышла. Если он любит, то простит и вернется.

— Что простит? Твои грехи? Какая ты жестокая!

— Ты меня не стыди! — Соседка из колобка обернулась колючим ежом. — И не впутывай в свои дела! Зачем я пришла? За сахаром. Полстакана, я верну.

После ухода соседки Лена опять начала плакать. Теперь уже по причине человеческой подлости, размеров которой она до сих пор не представляла.

— Мама! Полночь! — Настя, заспанная, в ночной рубашке, появилась в дверях комнаты. — Что ты плачешь? — Она зевнула. — Коню понятно, что произошло недоразумение.

— Как ты выражаешься? — хлюпнула носом Лена. — Коню понятно, а отцу нет?

— У тебя никакой гордости, — пожала плечами дочь.

— Мала еще матери указывать!

Настя снова протяжно зевнула.

— Удивляюсь, — сказала она, — ты совсем не знаешь мужчин!

От этого заявления у Лены мгновенно пропали слезы.

— А ты знаешь? — грозно спросила она.

— Из литературы, теоретически.

— Лучше бы ты теоретически химию подтянула.

— Да ладно, — махнула рукой дочь, — пошли спать. Завтра тебе на работу, а нам в школу.

Лену поразило равнодушие или даже некая веселость, с которой Настя отнеслась к происшедшему. И тут же она оправдала дочь: юность, максимализм. Лена вспомнила, как недавно, придя с дискотеки и увидев мирно сидящих у телевизора родителей, Настя заявила:

— Скучно живете! Просто чеховские обыватели!

Настя была начитанной девушкой.

Лена работала в частном бюро по охране авторских прав и получению патентов «Олимп».

В море частной инициативы и предпринимательства «Олимп» являл собой уникальный островок — точную копию старых советских учреждений. Десять лет назад он отпочковался от Института патентоведения усилиями бывшего руководителя Лены, а теперь хозяина и работодателя Игоря Евгеньевича Булкина. Сам он никогда бы не рискнул броситься в бурные волны капитализма, спокойно встретил бы пенсию в родном институте. Но жена Булкина, особа активная и целеустремленная, буквально в спину вытолкала Игоря Евгеньевича в бизнес. «Все хватают, а ты ушами хлопаешь! — пилила она мужа. — Государство не резиновое, на всех не напасешься. А тебе бы только удочки забрасывать! В доме престарелых хочешь старость провести? А дети? А внуки?»

Про «удочки» — это в прямом смысле слова, потому что единственной глубокой страстью Булкина была рыбалка. Жена, по профессии врач-невропатолог, переквалифицировалась в уролога — специалиста по дроблению камней в почках — и организовала один из первых медицинских кооперативов.

Камни в организмах россиян накопились в промышленных количествах, и кооператив процветал. А Институт патентоведения, как и все государственные учреждения, трещал по всем швам. Когда жена стала называть Игоря Евгеньевича «мой нахлебник», он решился на отчаянный шаг и зарегистрировал «Олимп».

Имя частному предприятию было выбрано не по причине любви к Древней Греции, а по аналогии с названием бельгийской телескопической удочки — давней мечты Булкина.

Лена согласилась уйти из института вместе с начальником от отчаяния. И ей, и Володе, работавшему в машиностроительном НИИ, зарплату платили нерегулярно, инфляция съела накопления в чулке, сберкассы проглотили сберегательные книжки. На пороге дома отчетливо маячила нужда. А Булкин обещал твердый оклад.

Слово он сдержал. Но не потому, что вдруг открыл в себе деловую хватку. Напротив, растерял на вольных хлебах и прежнюю активность. По всем статьям бюро должно было прогореть. Спасла «Олимп» Булкина-уролог.

Она удачно, в песок, раздробила камни в почках председателю одного из крупных благотворительных фондов. Счастливый и облегченный председатель взял «Олимп» под свое крыло. Была организована программа поддержки изобретателей, рационализаторов и новаторов с громким названием «Российские эдисоны». Под нее в «Олимп» потекли денежки, вначале мелкой струйкой, а потом широким потоком, оставляя на булкинском счету малую часть, а в основном утекая в загадочные офшоры.