Игорь Матвеев - Помоги мне

— А этот Мусса обязательно должен был там быть? Лейтенант, у нас с вами что, имелся на руках список террористов, заверенный самим бен Ладеном? — язвительно произнес Насир Хан.

Лейтенант не ответил. Но Мусса должен был быть в доме — опять же по докладу осведомителя.

— Подумайте сами, — продолжал полковник. — Если бы он действительно был там — куда бы он делся?

Рискуя вызвать новую вспышку раздражения начальника, Амир Махмуд осторожно проговорил:

— Здесь может быть два объяснения, господин полковник: либо Мусса, почуяв неладное, сумел улизнуть до начала операции, либо сбежал во время штурма и…

— Славно вы выстраиваете версии, лейтенант, — неприятно усмехнувшись, перебил подчиненного полковник. — Только о последствиях почему-то не думаете. Говорите, почуял неладное? Иными словами, произошла утечка информации о предстоящей операции. Интересно, по чьей вине, если о ней знал только узкий круг лиц? А?

Лейтенант молчал. Вопрос полковника был так же неприятен, как и его усмешка.

— Далее. Сбежал во время штурма. Непосредственное командование группой осуществляли вы, лейтенант, это ваши солдаты должны были окружить дом! Выходит, террорист сбежал через ваше оцепление!

Амир Махмуд виновато потупился. Он был уже не рад, что затеял этот разговор. Полковник некоторое время созерцал своего подчиненного с победным видом. Выдержав нужную паузу, он уже мягче продолжал:

— Я добавлю еще одну версию. Его там не было вовсе — ни до штурма, ни во время его. Этот Дауд отсутствовал уже какое-то время. И давайте придерживаться этой версии, если мы хотим избежать… гм… сложностей. Если что — кого обвинят в первую очередь? Нас с вами, лейтенант!

— Я не подумал, господин полковник…

— Учтите: рапорт о проведенной операции ляжет на стол премьер-министра, и не исключено, что тот будет докладывать о ней самому президенту!

Лейтенант уже пожалел, что затронул эту тему. С другой стороны, если бы он промолчал, а полковник узнал бы об этом — из других источников? Трудно сказать, как бы все повернулось…

— Кто будет знать о наших, точнее, ваших подозрениях, кроме нас с вами, а, лейтенант? — продолжал Насир Хан. — Был, не был еще кто-то среди террористов — кому известно об этом наверху? А пресса? Вы представляете, что будет, если что-нибудь разнюхают эти писаки? Да нас же смешают с грязью, лейтенант! Мало, что погибли трое заложников, так один из террористов, оказывается, еще и ушел! Ну, теперь вам ясно, к чему могут привести ваши измышления?

— Так точно, господин полковник!

— Вы свободны. И прошу вас ни с кем не делиться вашими… соображениями.

Амир Махмуд молча собрал со стола фотоснимки.

Теперь он уже никак не мог сказать полковнику о том, ради чего, собственно, и приходил: информатор Абдулла также слышал, что деревенские говорили, будто Мусса Дауд не только сумел уйти сам, но и прихватил с собой одного из заложников…

Когда за лейтенантом закрылась дверь, Насир Хан вздохнул и снова уставился в монитор компьютера.

«А если потом этот Мусса, объявленный нами убитым, вдруг засветится еще во время какого-нибудь теракта? — подумал Амир Махмуд. — Скандал, будет, пожалуй, еще большим!»

Но он ничего не предпринял, а лишь молча собрал фотоснимки и вышел из кабинета.

«Оказывается, есть и другие мужчины, — с удивлением подумала она после их первой ночи. — Оказывается, есть и другие поцелуи, другие ласки. Оказывается секс — это не только то, что было с мужем у нее». Она любила Николая и целиком доверялась ему. Она считала, что он знает лучше ее, как заниматься этим. Поэтому она никогда не подвергала сомнению его действия в постели.

Ник показал ей другую сторону любви. Он был словно тот грубый незнакомец из ее снов. Когда Алла предложила выпить коньяку и шла с наполовину пустой бутылкой и рюмками к журнальному столику, она заметила, как жадно он смотрит на движение ее бедер под узкой юбкой. И не скрывает этого… Странно, но она не рассердилась. Николай давно уже не смотрел на нее так. На работе мужики глазели на молоденьких длинноногих сотрудниц, которым Алла явно не могла составить конкуренцию, и она как-то сказала сама себе со вздохом: «Ну, что ты хочешь? Тебе скоро тридцать, не девочка ведь».

Теперь ей было тридцать четыре. И, оказывается, на нее еще можно было смотреть, смотреть как на женщину.

Они выпили пару рюмок. Ей было много не надо: минут через пять комната стала чуть-чуть раскачиваться у нее перед глазами, словно это была каюта океанского лайнера. Ник встал из кресла, взял ее за руку и требовательно спросил: