Лина Дорош: Новые туфли хочется всегда

– Много ли! Согласна, если бы только носками всё ограничилось. Но если уже дошло до рубашек… – мама театрально закатила глаза, – ладно, сын, оставим твои носки в покое – носи их, как хочешь, и столько пар одновременно, сколько тебе комфортно. Носки – это не главное, надеюсь, ты это уже понял.

– Я стараюсь, ма. Но пока не могу похвастать успехами.

Мама продолжила, будто снова погрузившись в себя и видя что-то, что моему взору было недоступно:

– Мы всегда с тобой много говорили, сын. Мне так казалось. И словами в том числе. Ты очень любил задавать вопросы: «Кто такой «Глюк» и почему он приходит к нашему компьютеру», «Как дворник чистит двор зимой, когда темно – с фонариком, как у шахтера?», «Зачем папа ходит на работу, если конфет там ему не дают и за ними надо идти в магазин – шел бы сразу в магазин!» – и множество, бесконечное множество других вопросов. Много их было, но спрашивал ты о внешних событиях и предметах. Ты не спрашивал, например, почему болит голова. Ты просто говорил: «Болит голова». Единственный раз ты задал вопрос о наших отношениях с отцом – почему мы живем вместе. Я не ожидала. Привыкла рефлексировать на предмет ворон и компьютерных глюков, а тут – такой простой и такой сложный вопрос. Я привыкла объяснять тебе просто и ясно, без двусмысленностей и полутонов. Потому и на этот «другой» вопрос ответила коротко и ясно: «Потому что мы любим друг друга». А ты поверил! Что всё так просто и ясно. Что в жизни и в отношениях всё так просто и ясно. И на ровном месте люди вдруг понимают, что любят друг друга, и счастливо живут вместе. Сейчас я жалею, что не попыталась объяснить тебе сразу про нас с отцом, что бывают такие вопросы, на которые нельзя ответить просто и вообще дать правильный ответ. А главное – не всегда нужно верить в простые ответы. Лучше поздно, но я хочу исправить ошибку. Пора тебе узнать – не всё в жизни правильно.

Мама встала из-за стола. Налила себе стакан воды. Выпила залпом. Посмотрела на меня:

– Будешь?

Я помотал головой. Я почувствовал себя маленьким. Опять почувствовал, я вспомнил это чувство – чувство безграничной маминой власти. Надо мной. Как я смотрел на нее снизу вверх и ликовал, что прямо сейчас узнаю еще один правильный ответ на очередной волнующий меня вопрос. «Идеально» и «правильно» – они для меня существовали в этих стенах всегда, они были воплощены в маме и отце, во всем, что родители делали и говорили. Я радовался. Нет, я ликовал, что порциями получаю знание об «идеальном» и «правильном». И сейчас на моих глазах пытаются разрушить мой идеальный и правильный мир? И кто?! Моя мама?!

– Как хочешь, – мама присела за стол, – ты, конечно, прав! Нельзя всю жизнь копить слова, а потом за раз вывалить их тебе на голову. Но что поделать! Ты – единственный ребенок, и я всё еще учусь – постигаю секреты воспитания.

– Один из них – это стакан воды, который ты мне предложила?

Мама поставила мне щелбан. Не формально.

– Я продолжу, с твоего позволения? – мама умеет задавать вопросы, не предполагающие ответов.

– Я действительно могу тебя остановить? – я решил еще чуть-чуть ее позлить.

– Не думаю.

– Ощущая всю полноту своей свободы, прошу тебя, ма, продолжай.

– Ты – мой сын, – мама дотянулась до меня и нежно поцеловала в лоб, – и не только потому, что после носков ты начал «менять» девчонок. Кстати, факт с девчонками папу задел гораздо больше, чем запасные носки. В данном случае он был уверен, что в тебе начали «бродить» дурные гены. Он всё обдумал и сказал мне следующее: «Я этого ждал и боялся! Эти твои гены! Наташа! Эти твои гены! Я всю жизнь ждал и боялся, что они проявятся!» Мне было неприятно услышать подобное от твоего отца. Впервые в жизни он позволил себе в чем-то меня упрекнуть. Но, заметь, он не был мелочным! Он не про туфли какие-то дурацкие говорил! Тем не менее, мне было не радостно в тот момент, но я нашла в себе силы, чтобы не продолжить разговор в тоне, предложенном папой. Я ему спокойно ответила:

– Можно, наконец, тебя поздравить – я правильно понимаю?

Твой отец посчитал мою реакцию странной и замешкался с ответом. Я молчала, не помогала ему наводящими вопросами или ответами. Ему пришлось уточнять самому:

– С чем же?

– Ты всю жизнь положил на то, чтобы ждать, и вот – дождался. Ты готов, я так понимаю, принимать поздравления?

Наш папа все понял. О чем он думал в последовавшие пару минут тишины – я не знаю. Я старалась не мешать ему. Не вмешиваться в таинство, не отслеживать ход его мыслей и не влиять на этот самый ход. Я вспомнила твой неудобный вопрос о том, «почему мы с папой вместе», и рассказала этот случай отцу. Он сначала ничего не сказал, потом спросил, почему я раньше ему этого не рассказывала. Я ему ответила, что только сейчас он невольно прояснил для меня ситуацию. Теперь я точно знаю, почему мы с ним были и остаемся вместе. Опять повисла пауза. Он ждал от меня продолжения. Я могла бы ему помочь и сразу сказать, что именно я поняла. Но во мне засела обида, и я молчала. Он понял, что если не задаст вопроса, то ответа не получит. И он спросил: