Татьяна Ковалева: Чаша любви

Я бродила тогда весь день. Уже в сумерках, когда зажигались огни, пришла в себя. Не понимаю, как я в тот день, пребывая в столь угнетенном состоянии, не угодила под машину или не упала в какой-нибудь канал. Или не попала в лапы к каким-нибудь бандитам. Верно, судьба посчитала, что с меня и так достаточно неприятностей… Я подняла голову и увидела прямо перед собой огромное красивое здание. Портал с колоннами, высокие окна, лакированные двери; суета у подъезда… Это был Мариинский театр.

Что за стечение обстоятельств привело меня сюда, к этим священным камням у входа? Провидение? Случай? Отец-Бог одарил наитием в трудную минуту?

Я подумала: «Как здесь хорошо!»

И успокоилось мое сердце. И не было сомнений: я еще приду сюда.

Помнится, в тот вечер, забежав в общежитие за вещами, кои уместились в целлофановый пакет «Мальборо», я отправилась к тетке. Да и куда мне было еще идти? Оставаться в общежитии было выше моих сил. Объясняться? Меня там будут жалеть, меня там изжалеют до смерти. Особенно та… маленькая и злая. Она нарисует мой портрет желчью. Собственной, разумеется. Надушенная девица меня не убила, так подруги добьют. Будут проливать слезы на мои потертые джинсы, а в душе торжествовать: «Так тебе и надо, принцесса! Дал Бог красоту, да отнял счастье!». Я же страх как не люблю, когда меня жалеют. А кто любит? Быть может, только тот, в ком однажды умерло честолюбие. Возвращаться в Новгород тоже не хотелось. Я могла с уверенностью сказать, что меня там не ждали. Отрезали ломоть и вздохнули с облегчением. Да и кому приятно, потерпев фиаско, возвращаться с поникшей головой в свои пенаты? Проще торить дорогу дальше, ломиться в другие двери — вдруг какая-нибудь откроется на стук.

Тетка Оля встретила меня с радостью; всплеснула руками, кровь так и бросилась ей в лицо. Тетка не особо опечалилась, когда узнала о полнейшем моем провале.

— Ты, Аленка, не пропадешь!

«Ах, тетя! — переживала я. — Легко быть уверенным за кого-то…»

Между тем можно было подумать, что тетку даже радовал такой поворот событий. Она так и ходила вокруг меня и приговаривала:

— Вон какая видная девица! И на что тебе этот филологический? Чахнуть над бумажками… Я тебя лучше к нам в магазин устрою. И оденешься, и на хлебушек с колбаской заработаешь. А главное, на виду будешь! Словно на витрине! Для девушки-то что важно? Жениха найти. Или чтоб он ее нашел. Женское дело главное — удачно замуж выйти. А мимо магазина ни один «замуж» не проходит, обязательно посетит. Какого-то и зацепишь…

Я помалкивала, не возражала. В моем положении, как известно, не принято возражать.

Муж тетки Лука Ильич (старше ее лет на двадцать), старичок, посмеивался, тоже похаживал вокруг меня, заглядывал в глаза, ласково гладил по плечу:

— Какая ты красавица! Да молоденькая… Надо было сразу к нам идти, как в Питер приехала. Чего стеснялась?

А тетка собирала на стол.

— Ничего, не трагедия. Учиться не поступила? Пусть это будет самая большая беда в твоей жизни… Главное, девочка, — все при всем. А интерес тебе найдем. И нам повеселей будет. Жить негде? Не беда! Поживешь у нас первое время. Вон — у Луки в комнате. А он ко мне переберется. Так уж и быть! Ради тебя, Аленка, приму этого Луку. Поживешь… Нечего по общежитиям мыкаться.

— Поживет, поживет, — хихикал Лука Ильич и все что-то вокруг меня суетился, оглядывал, как облизывал. Милый такой благообразный старичок.

Мне от чересчур ласковых взглядов его почему-то хотелось защититься. Застегнуть блузку на все пуговицы, что ли?.. Так я, кажется, и сделала.

Лука Ильич поморщился и отошел. Надо же! Я в свои семнадцать лет и не предполагала, что старики обращают внимание на молоденьких девушек. В известном смысле внимание… Оказалось, еще как обращают!

Да, настроение у меня в тот день было хуже некуда.

А сейчас? Сейчас я закалилась. Хотя порой мой корабль дает довольно крутой крен и его нещадно треплют бури, но в кают-компании светло и протоплено, а на столе расстелена карта, на которой ясно прочерчен мой путь. Недавно я встретила одну из тех, с кем поступала. Они все благополучно закончили университет. Кто-то выскочил замуж, кто пошустрей — занял место в бизнесе (стоит оговориться, весьма невысокое место), остальные преподают в школе русский язык и литературу. Писателей и поэтов ни из кого не вышло. И только я, не поступившая в свое время, сейчас пишу книги, которые находят своего читателя (особенно первая). Способность к литературе — дар, который дается свыше. Если нет его, — никакая учеба не поможет. Отец, которого я не знала, кажется, щедро меня одарил. Он дал мне впечатлительность, сообразительность и силу духа. Что еще нужно профессиональному литератору?