Сьюзен Джонсон: Ночные забавы

Разумеется, теперь она, умудренная опытом, пропускала каждое слово, произнесенное Броком, через свой внутренний детектор лжи. Ну да черт с ним, подумала Лили, что такое, в конце-то концов, этот жалкий лгунишка Брок по сравнению с тем жутким потрясением, которое она испытала, разглядывая снимки, вырезанные из журналов!

Лили доела последнюю конфету, оставшуюся в коробке, сделала глоток вина и поймала себя на том, что ей ужасно хочется порассуждать немного вслух. На кончике языка у нее так и вертелся вопрос: «А ты знаешь, какой снимок я возненавидела сильнее других?» К счастью, Лили вовремя спохватилась и не стала одной из тех несчастных женщин, которые начинают разговаривать сами с собой уже после второго выпитого бокала вина. Кстати, а сколько бокалов сегодня она выпила? Четыре или пять? Впрочем, алкоголь — это еще не самое страшное, подумалось ей, вот шоколадом действительно не следует увлекаться, от него может начаться кариес, а это уж точно настоящий кошмар.

«Тебя взбесило фото мисс Сардинии, той грудастой красотки в туфлях на высоких шпильках, которая повисла на руке Билли», — внезапно перебил ход ее мыслей отчетливый голос, прозвучавший в голове.

Вот она, белая горячка, подумала Лили и, потупившись, посмотрела на собственный бюст.

— Я бы тоже имела такие сиськи, если бы решилась на пластическую операцию, — пробормотала она и погрузилась в сон.

Из сонного забытья ее вывела пронзительная трель телефона. Она встряхнула головой, сделала глубокий вдох и, подняв трубку, сказала:

— Алло! Кто это?

— Я тебя не разбудил? — спросил Билли. — У тебя хриплый голос. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — хрипло ответила она и непроизвольно улыбнулась, поймав себя на мысли, что уже почти готова простить ему все его грехи. — Привези мне что-нибудь поесть! Меня все бросили, и я умираю в одиночестве от голода, что лишний раз убеждает меня в том, что этот мир устроен несправедливо: человек приходит в него один и в одиночестве покидает…

Лили тяжело вздохнула, а Билли спросил:

— Сколько же ты выпила?

— Немного легкого вина, — ответила она, с трудом ворочая языком. — Но почти без закуски.

— Я не дам тебе умереть с голоду, — сказал Билли. — Никуда не уходи, я приеду через несколько минут.

Он вполне мог бы и не просить ее оставаться дома, потому что вставать с дивана Лили не собиралась. Из окошка, предусмотрительно открытого заботливой Сереной, дул освежающий ветерок. Лили поставила на пол телефон, сладко потянулась и стала гадать, какую вкуснятину привезет ей Билли. Может быть, что-нибудь из тех чудесных закусок, которые мастерски готовит Грейси? Или кусок сочной говяжьей вырезки? У нее даже потекли слюнки, когда она представила себе аппетитное жаркое, которое Билли из него приготовит. А грудастой мисс Сардинии не достанется от него ни кусочка! Что ж, ей можно было только посочувствовать.

Да и вообще, подумала Лили, какое ей дело до размера чужого бюста, когда у нее в саду растут такие чудесные цветы? Нет, определенно высший разум существует, о чем свидетельствуют хотя бы ее великолепные мелкоцветные «башмачки». Нужно непременно напомнить Билли, что он обещал ей в прошлый раз огородить ее клумбу штакетником. Лили блаженно улыбнулась, почувствовав, как все ее тело наполняется умиротворением, закрыла глаза и задремала.

Войдя в ее бунгало, Билли положил коробку с едой на кухонный стол и осторожно, на цыпочках, начал перемещаться в гостиную. По своему горькому опыту он знал, что от пьяной женщины можно ожидать любой выходки. А в том, что Лили пьяна, он после разговора с ней по телефону не сомневался. Она плохо выговаривала слова и делала странные умозаключения из обыденных вещей.

Однако на душе у него полегчало, а рот вытянулся в улыбке, как только он дошел до двери ее комнаты, распахнутой настежь, и увидел, что Лили крепко спит. Он поднял с пола упавшее шелковое одеяло, накрыл им Лили, сел за столик рядом с диваном и, положив на него проклятое досье, стал что-то выписывать из него на листок бумаги. Закончив свой таинственный труд, он сделал глубокий вдох, потряс уставшими руками, уронив их вдоль туловища, и резко выдохнул. После этого он пружинисто встал, собрал разбросанные по комнате бокалы и грязные чашки, отнес их на кухню, сложил в раковину и бесшумно покинул дом.

Лили проснулась, когда за окном уже догорал поздний летний закат. Опершись на локоть, она приподнялась, чтобы взглянуть на циферблат будильника, и ахнула: почти половина десятого, считай, что вечер пропал.