Даниэла Стил - Прости меня за любовь

Сама Талли тоже сказала несколько слов об отце. Все его друзья-ровесники давно умерли, поэтому рассказать о его профессиональной карьере, о выдающихся достижениях и победах, о том, каким преданным другом и нежным отцом он был, могла только она. И Талли неплохо с этим справилась, хотя несколько раз горло ее перехватывал спазм, и тогда она ненадолго замолкала. Большинство людей, пришедших проститься с Сэмом, когда-то были его клиентами, и хотя он отошел от дел уже больше десятка лет назад, они до сих пор помнили его мудрые советы, а главное — сердечное и внимательное отношение к их бедам и проблемам, какое редко встречается у современных адвокатов. Пришли на похороны и несколько знакомых Талли, в том числе Виктор Карсон, сидевший в одиночестве на одном из задних рядов, и домработница отца Амелия. Когда же Талли, держа за руку Макс, выходила из церкви, среди тех, кто пришел отдать последний долг ее отцу, она заметила и Джима, одетого в строгий черный костюм. Увидев, что она на него смотрит, Джим сдержанно кивнул ей, и Талли кивнула в ответ.

Прежде чем отправиться на кладбище, Талли пригласила всех, кто был в церкви, прийти к ней вечером домой. Джима она приглашала тоже, но он сказал, что не хотел бы навязываться ей в такой момент.

— Ты не будешь навязываться, — сказала она и добавила вполголоса: — К тому же в кои-то веки у меня дома будет нормальная, вкусная еда.

Джим улыбнулся на это, потом сказал несколько сочувственных слов Макс. Вскоре после этого Талли с дочерью отправились на кладбище, чтобы сказать Сэму последнее «прости». Мысль о том, что, когда могила будет засыпана, они уйдут и оставят его одного, была мучительной для обеих, поэтому к тому времени, когда Талли наконец вернулась домой, она выглядела бледной и несчастной. Несколько человек, однако, уже были там, и им с Макс пришлось обойти всех и поблагодарить за то, что они пришли. Постепенно людей становилось все больше, многих Талли знала не очень хорошо — это были коллеги Сэма по адвокатскому цеху, которых она видела только мельком, и все же ей было приятно думать, что столько людей любили и ценили ее отца.

Для себя и дочери Талли отыскала в стенном шкафу два черных платья, которые купила очень давно, кажется, тоже на чьи-то похороны. И она, и Макс выглядели в них очень достойно и строго. Правда, Талли настолько отвыкла от платьев, что казалась себе похожей на огородное пугало, однако она ни минуты не колебалась, решив, что в память об отце должна быть одета соответствующим образом. Траур, однако, нисколько ее не портил, напротив, черный цвет выгодно подчеркивал ее стройную фигуру и светлые волосы. Макс в траурном одеянии выглядела на редкость привлекательно и казалась совсем юной. Гости охотно заговаривали с ней, интересовались, где она учится и какую выбрала специализацию, на что Макс с гордостью отвечала, что хочет быть юристом, как дед.

Джим приехал примерно через час после того, как Талли с Макс вернулись с кладбища. Он привез охапку белых роз, которые сам поставил в вазу рядом с большим фотопортретом Сэма, и Талли почувствовала себя тронутой. Она, впрочем, успела только поблагодарить его — приехали еще люди, и они с Макс пошли их встречать, а какое-то время спустя Джим незаметно уехал.

Поздно вечером, когда все разошлись, а Талли убирала в холодильник оставшиеся продукты, Макс неожиданно сказала:

— Этот Джим, похоже, неплохой парень.

— Так и есть, — согласилась Талли. — Он очень помог мне в субботу, когда… когда все случилось. Без него я бы не справилась — я никогда не занималась подобными делами сама, без Бриджит, и многого просто не знала.

Пожалуй, единственным, что она сделала сама от начала и до конца, был заказ ресторанного обслуживания, но с этим делом Талли справилась достойно. Фирма, в которую она обратилась, разработала отличное меню и прислала двух официантов, которые накрыли стол, а потом забрали пустую посуду.

— А когда будут судить Бриджит? — спросила Макс. Слова матери напомнили ей о том, что проблемы, с которыми Талли столкнулась, еще только ожидали своего окончательного разрешения.

— Гм-м… — пробормотала Талли, опускаясь на кухонный табурет и сбрасывая с ног туфли.

Без привычки у нее разболелись ноги, и она была рада избавиться от этих тесных и жестких пыточных орудий. Конечно, они выглядели очень элегантно, но разношенные кроссовки без шнурков были куда удобнее.

— Честно говоря, я знаю только, что первое заседание назначено на апрель. Сначала ее будут судить за кражу, потом — за убийство, а там, глядишь, дойдет очередь и до процесса по нашему гражданскому иску. В общем, я надеюсь, что к концу будущего года все так или иначе решится. А может быть, и раньше… — Тут Талли вздохнула. Она старалась не думать о том, что еще ее ожидает, — ей было достаточно того, что она уже́ пережила.