Эллина Наумова - Разлучница

Даже юбилей своей почты Кира Петровна проигнорировала. «Нечего мне там делать, никому я не нужна». – «Так зовут же, благодарят за доблестную тридцатилетнюю службу», – совал ей в руки приглашение Саша. «Разоденьтесь и идите. Людей посмотрите, себя покажете», – подлизывалась Ася. «Людей я всех как облупленных знаю. А показывать свою старость не желаю. Не пойду», – отрезала Кира Петровна и сутки плакала в своей комнате.

Марта Павловна помимо отдельных людей водила дружбу с целыми их объединениями. Она откликалась на призывы библиотекарей и всяческих массовиков-затейников из общественных организаций, врачей больниц, в которых приходилось лежать, директоров домов отдыха, в которых доводилось отдыхать. Она рассказывала о живописи, художниках и шедеврах ветеранам и инвалидам, больным и отдыхающим, учащимся школ и изостудий. В этих самых домах отдыха пожилые люди ходили за ней толпами и, тыча пальцами в бумагу, по-детски радовались схожести рисунка и натуры. Марта Павловна умела их заставить не мешать, дожидаться ее в холле и потом играть в узнавание окрестностей с листа.

Зимой она собралась в подмосковный Дом творчества поработать. Даже Асе эта идея показалась экстравагантной.

– Да я и не хотела, – весело объяснила Марта Павловна. – Сын настоял. Во-первых, говорит, это наверняка последняя бесплатная путевка. Во-вторых, три холодных месяца без хозяйства.

Асе стало неловко. От ее физической помощи Марта Павловна неизменно отказывалась, искренне поблагодарив:

– Спасибо. Но я не хочу ни нарушать собою ваши планы, ни становиться их частью. Я сама справлюсь.

И справлялась. То, что никогда не произносилось вслух, но подразумевалось ее сыном, было таким простым и жестоким, таким естественным и непоправимым – матери надо подкормиться. Ася пыталась приносить Марте Павловне продукты, но та ни куска не взяла. А сама всегда старалась угостить: хоть чаю свежезаваренного, хоть сушку. И все конфеты, соки, фрукты, которые знакомые запихивали в больничные передачи, когда художница серьезно хворала, приносила домой и откладывала до прихода Варюши и подобно ей недокормленных детей.

Из Дома творчества Марта Павловна вернулась счастливой. Даже отчитывалась сумбурно, перескакивая с елок в снегу на богатую библиотеку, с теплой уютной комнаты на снегирей, что было на нее не похоже. Когда рассказ долетел до принимающей работы творцов комиссии, Ася недоверчиво уставилась на Марту Павловну и будто забыла отвести взгляд. Старуха описывала волнение точно таким же, каким помнила его Ася по горячим денечкам студенческих сессий. И похвалы передавала скороговоркой, как скромница отличница. Кира Петровна претендовала только на роль несносно-придирчивого экзаменатора, и Ася привыкла оправдывать это возрастом. А Марта Павловна не тяготилась участью вечно достойно экзаменующейся. Она поведала Асе о разносе знаменитостями молодых графиков, искренне удивляясь, что ее пронесло. И хохотала, повествуя, как напилась с горя непонятая мэтрами молодежь, как явилась к ней в два часа ночи с коллективным стоном: «Марта, скажите правду…»

– И чем кончилось? – вскинулась Ася.

– Ни у меня, ни у членов комиссии их правды нет. Она есть только у них самих. Предложила продолжать искать.

Все называли ее там по имени. И отметила день рождения бесхитростной Марты рукотворными подарками, посвященными ей стихами, песнями и танцами.

– Как мы повеселились вместе! – восклицала Марта Павловна.

Ася попыталась вообразить веселящуюся с юношами и девушками Киру Петровну и признала, что надо обладать буйнопомешанной фантазией для получения хоть скромного результата.

Марту Павловну смущало чужое, неожиданное внимание. Кира Петровна ожидала его всегда, часто требовала и считала заслуженной только хвалу. Асе так и не удалось убедить ее в том, что не стоит настраиваться на благодарность тех, кому ты не служила. Что личное выживание да же в тяжелейшие времена и прием телеграмм на почте за зарплату не есть подвиг в глазах тех, кто не выживал и не принимал. Что даже у уходящего из жизни под восторженные аплодисменты толпы не сложится ни выйти еще разок на поклон, ни тем более сыграть на бис. Хорошо, что последнее замечание Кира Петровна отнесла к презираемым ею наравне с тунеядцами артистам.

А то насупилась бы и привычно буркнула: «Не заносись. Еще неизвестно, кто из нас первой умрет – я или ты».

Сначала Ася осторожно поставила Киру Петровну и Марту Павловну в известность о существовании друг друга. Кира Петровна сразу объявила художницу «непристойной старухой». Марта Павловна расспрашивала о пенсионерке с почты заинтересованно. Ее доброе отношение к Асе распространялось заочно на всех ее родственников и друзей. Тогда Ася впервые задумалась о том, что и Кира Петровна, окрысившись на Марту, которую никогда не видела и судить о которой по нескольким общим фразам не могла, выразила таким образом свою неприязнь к жене племянника. Это было так ново, что даже не слишком обидело.