Анастасия Соловьева - Полюбить Джоконду

Фантастические, надуманные картины! Когда-то, представляя их, я готова была кричать от боли. А теперь? Нет, боли, по крайней мере, я не почувствовала. Может, боль умерла? А может, я к ней просто привыкла, сроднилась, так сказать… Ко всему привыкаешь.

По правде говоря, мне просто осточертели эти рассуждения. Сколько лет я возвращалась к этой теме, но ничего нового придумать не могла. Все одно и то же: молчать, терпеть… но, может, он еще изменится? В память о прошлом, о нашей любви… спросит просто, без обычной холодной брезгливости: как дела?.. почему ты такая грустная сегодня? и снова: терпеть, терпеть, терпеть! — ничего он не спросит! никогда не изменится!

— Не изменится! — высокомерно повторила я своему отражению в зеркале. — И не мечтай!..

Последним важным делом, оставшимся до встречи с Аретовым, была прическа. Правда, волосы у меня хорошие: густые, красивого каштанового цвета (крашеные, конечно, дешевая краска «Палетта» WN 5)… только от этого не легче. Из соображений экономии я уже давно не хожу в парикмахерскую. Меня стрижет Ленка. Длина и форма — по вдохновению. Я не спешу демонстрировать миру плоды вдохновения моей дочери и собираю волосы в хвостик. Но в особо торжественных случаях в ход идут крупные бигуди. Здесь главное — действовать небрежно. Накрутить, не глядя в зеркало, недосушить, потом расчесать щеткой — и под сильный лак. Получается естественно, объемно, эдакий художественный беспорядок…

Я уже застегивала ботинки, когда из школы вернулась Елена.

— Мама! Какой у тебя вид!

— Какой?

— Прикольный! Почему ты не ходишь так каждый день?

— Потому что расфуфыриваться на каждый день просто смешно.

— А у нас химоза всегда так выглядит, и никто не смеется!.. Ты надолго?

— Да не очень… Сегодня же папа придет пораньше.

— Откуда ты знаешь?

— Слышала, как вы утром разговаривали… Поужинаете с ним.

И я уже собралась поведать дочери о своих подвигах на ниве кулинарии, но тут запищал телефон. Ленка сняла трубку и, сделав круглые глаза, передала ее мне:

— Тебя, мужик какой-то…

— Елизавета Дмитриевна, я у вашего подъезда.

— Иду.

— Мама, кто это?! — Ленкины глаза не желали сужаться.

— Да так. Знакомый, — бросила я, выбегая из квартиры.

Точнее, незнакомый. Аретова я не видела никогда.

У подъезда стоял серебристый джип. Словно встревоженная моим появлением, машина нервно мигнула фарами. Через мгновение так же настороженно встретил меня ее владелец. В сумерках я не могла рассмотреть его лица, но почувствовала пристальный взгляд, уловила нотку беспокойства в голосе:

— Здравствуйте, Елизавета Дмитриевна…

— Можно Лиза. А вас как зовут?

По телефону он назвал мне только фамилию.

— Александр Васильевич. Александр.

Я прикинула: лет тридцать пять — сорок. Значит, он человек моего поколения. И возможно, моей судьбы. Угодил по глупости в лапы к какому-нибудь Карташову и теперь раскатывает по его делам.

Нет, какая ерунда! У человека моей судьбы неоткуда взяться такому джипу! Скорее всего, Аретов принадлежит к высшим эшелонам этой организации — вращается на уровне «немецкого профессора». Даже, не исключено, его младший компаньон и будущий правопреемник.

Но если фигура подобного ранга задействована в операции, дело действительно очень важное… Для чего-то им понадобился этот художник? Зацепить компроматом его не удалось — и пришлось городить целый огород, с моделью, с портретом. А кстати, что я о нем знаю? На какой почве буду искать близости?

Но только я решила подробно порасспросить об этом Аретова, как ему позвонили на мобильный. Говорил он явно по делу, но о чем конкретно, я понять не могла. Материалы, клиенты… цветовые решения. Может, клиентами они называют людей, оказавшихся в ситуации несчастного художника? Тогда как истолковать его фразу: от подобных клиентов нет спасения? Они что, сами набиваются к ним? Может, и набиваются… Беспечные, доверчивые люди, не сознающие, что каждый миг мы живем на грани…

— …Скажите, а что за человек этот художник?

— Не сомневайтесь! — Показалось, он обрадовался моему вопросу. — Художник — мастер своего дела! В прошлом — блестящий, тонкий портретист. А ныне — серьезный иконописец… Его работы в известных московских храмах находятся. Так что выполнит заказ в лучшем виде.

— Ну а… вообще? — разочарованно спросила я: разговор развивался в каком-то непонятном направлении — я-то хотела услышать от Аретова нечто иное.

— И вообще он мужик нормальный! Веселый, компанейский… Сейчас, правда, у него в жизни не лучшая полоса…