Гарольд Карлтон - Рай, ад и мадемуазель

Мадемуазель Шанель пожала плечами. На твидовую юбку упал пепел. Сквозь стекла очков и дым сосредоточенные темные глаза-бусинки сердито смотрели на изделие.

После обеда в «Рице» Шанель не удержалась — перешла улицу Камбон, чтобы еще раз попытаться пришить чертов рукав. Костюм предназначался для важной клиентки, а мадемуазель так давно не шила… Этой ночью она хотела выяснить, хватит ли оставшихся у нее таланта и мастерства, чтобы идеально выполнить работу. Необработанный, лохматый край твида усложнял задачу. «Если не выйдет, лучший портной дома, месье Гай, доделает все утром», — утешала себя Коко.

Она осторожно вложила рукав в пройму и вывернула, позволяя изделию приобрести ampleur, [11] Объем (фр.). делая плечо округлым и аккуратным, какое можно найти лишь среди дизайнерской одежды. Шов обязан быть безупречным. Как с иголочки. «Замечательно сказано», — подумала она. Хотя рукав посажен высоко под мышкой, он должен быть свободным. Вдруг женщине понадобится поднять руки? Француженки не скупы на жестикуляцию.

Мадемуазель прикурила новую сигарету, страдальчески опустив нижнюю губу. Как же она одинока! Хотя в собственном доме мод с пиджаком в руках, с ножницами, нитками и иголками она отвлекалась от гнетущих мыслей. Работа не оставляла времени на размышления о личной жизни.

— Мадемуазель?

Шанель посмотрела на встревоженное лицо верного привратника и давнего друга Луи, охранявшего дом по ночам.

— Разве вам не пора спать? — поинтересовался он.

Женщина мрачно усмехнулась.

— Как я могу уснуть, зная, что этот рукав морщинится? Ты что, меня не знаешь?

— Да, мадемуазель, знаю, — кивнул тот. — Но сон всем нужен.

— Я с радостью брошусь в объятия Морфея, когда буду уверена, что работа сделана безупречно. Я снова шью, как раньше. Вернулась в начало. А теперь спускайся вниз и займись тем, чем должен… охраняй дом. Защищай меня! Мне нравится защищенность.

«Чокнутая старушка», — подумал он, уходя. Но мадемуазель очень нравилась Луи, и он действительно переживал за ее здоровье. Она была стара, если мужчина правильно помнил — разменяла девятый десяток. Даже Шанель не может жить вечно, хотя пока она доказывала обратное.

Габриель ушла из дома мод, убедившись, что рукав вшит так хорошо, как не сделал бы никто ныне живущий. Пока она могла работать безупречно, приносить пользу, жизнь имела смысл.

Шанель вышла на мороз. Луи за руку перевел ее через мощеную улицу до отеля «Риц». Швейцар проводил пожилую даму до лифта. Лифтер довез ее до нужного этажа и пожелал спокойной ночи.

Женщина медленно прошла по коридору. Дожить до восьмидесяти четырех — и спать одной! Своего рода промах? Даже у вдовы есть утешение — воспоминания. Шанель никогда не была замужем. До сих пор «мадемуазель»…

Она постучала в дверь. Небольшой скромный номер: гостиная, ванная, спальня — и все. Служанка Жанна ждала, чтобы уложить ее в постель. «Словно ребенка», — печально подумала Шанель. Возврат к началу. Вот только — когда дверь открылась, мадемуазель стиснула зубы, вспомнив приют, — ребенком никто не укладывал ее спать.

Chef du personnel [12] Менеджер по персоналу (фр.). устало взглянула на Моник, внимательно просмотрела диплом школы «Шамбр синдикаль» и вручила анкету.

Девушке велели приступать к работе уже на следующий день. Значит, в доме длинный список заказов, но не хватает рук. Она, спотыкаясь, вышла на улицу Камбон, едва не прыгая от радости. Тусклые солнечные лучи пробивались сквозь облака над Парижем. Моник решила вернуться к себе, купить по дороге вина и вечером отметить новую должность.

По пути в Шатле вспоминала детство. Катрин хорошела год от года, а она…

— Не верится, что вы сестры! — удивлялись люди.

Моник прекрасно знала, о чем речь.

Девушка усердно помогала мадам Дэниз шить и кроить. Вскоре поняла, что хочет работать только на мадемуазель Шанель. Когда Моник шила, исчезала даже ее застенчивость. Мадам Дэниз часто говорила, что девушка очень талантлива, работает с особым мастерством. Шанель пригодятся ее умения, скромница в этом не сомневалась.

Когда Моник исполнился двадцать один год, она объявила, что уезжает в Париж. Отцовского наследства на это хватало. За ночь до отъезда в дверь тихонько постучала Катрин.

— Возьми меня с собой. Не оставляй тут… — попросила она.

— Но ты должна ходить в школу. — Моник внимательно посмотрела на сестру. — Ты ведь любишь maman?