Георгий Громов - Наизнанку. Московский роман

Наверное, я не был идиотом и впитывал вразумительные слова старших. Стал чаще посещать «трени», это же борьба с самим собой, и я, упиваясь, преодолевал свою трусость. Я очень благодарен деду, что он привел меня в бокс, и тем самым фактически разрешилась проблема с уличным хулиганьем. Поверьте, мало кайфа, когда какой-нибудь Хрен Веревкин возомнит себя крутым Уокером и ни с того ни с сего колошматит твою физиономию. А потом прибегает в истерике твоя девушка и умоляет Хрена Веревкина, который только вчера узнал, что такое боевое искусство, тебя не бить. Жутко, не правда ли? Жутко, а главное, стыдно. Кто пережил подобное, со мной согласится. Спасибо, дед, что думал обо мне.

Вообще с Ольгой я очень разбаловался и вел себя как хотел, видимо, играла папина кровушка. Это удивительно, что в таком мелком возрасте, а ей было 16 лет, она так искренне относилась ко мне.

– Пирог с вареной сгущенкой, пожалуйста, я после тренировки зайду, буду очень голоден.

– Да ты что, а больше тебе ничего не сделать, дорогой?

– Ну пожалуйста, – почти жалобно бормотал я и уже знал, что вечером буду облизываться перед готовым пирогом.

– Ты хочешь именно с вареной или, может, с обычной сгущенкой, а то очень долго ждать, когда она на огне дойдет до нужной кондиции.

В конце концов я соглашался и на белую сгущенку. Вот, блин, Оленька, ты так избаловала меня, что теперь я зануда, как дед, страдающий «метеоризмом», и предельно придирчив ко всему, что исходит от женского пола.

– Во сколько ты ко мне зайдешь? Как всегда в 9, как всегда на 20 минут?

– Я говорил, что, как только закончится тренировка, так сразу приду.

Я должен был ей это объяснять каждый день.

– Ты любишь меня? – спросила Оля как-то в то время, когда я после утомительной тренировки уплетал ее пирог со сгущенкой за обе щеки.

Я отреагировал, не переставая жевать:

– Конечно, люблю, почему ты спрашиваешь?

Может, я не был искренен до конца. Но ответить иначе не мог, не хотелось делать ей больно.

– Я не знаю, но иногда мне кажется, что я тебе нужна только для решения каких-то твоих проблем, готовки пирогов и безе.

Кстати, эти безе были божественно нежные и вкусные.

Оля все мне говорила искренне, это чувствовалось, но я хавал этот вкусный пирог и не хотел заморачиваться такой ерундой, у нее была дурацкая привычка мне надоедать вопросами типа: «Зачем я тебе нужна?», «Тебе нравятся наши отношения?» и все в таком духе.

Оля не была неумной, скорее наоборот, еврейская кровь по материнской линии давала ей какую-то мудрость, иначе, как объяснить, что столько времени, аж целых три года, я был с ней, она как-то умудрялась меня удерживать, хотя после окончания школы это было уже невозможно.

– А почему твоя бабушка ко мне так относится? Мне это неприятно. Я ни тебе, ни ей ничего плохого не делаю.

Я знал, что бабушка, правда, не была в восторге от моих отношений с Олей, потому что считала, что пока рано и, собственно говоря, незачем. Я учился в 8-м классе, занимался боксом и вел нормальную школьную жизнь. Она не хотела, чтобы Оля влияла на мои оценки, на результаты в спорте и даже на отношения в классе с ребятами, потому что я был единственным, кто в этом возрасте встречался с девочкой на два года старше.

– Не пойму никак ваших отношений, она старше тебя, что у вас может быть общего? У тебя свои интересы, у нее свои, да и вообще…

Слово «вообще» включало в себя многогранность действий, которую можно свести и к простому: трахаться еще рановато, внучек, думать надо головой, а не головкой.

– Я, конечно, все понимаю, но все-таки считаю, еще рановато, – она помолчала и четко повторила. – Рановато.

Я же говорил Оле: «Да все хорошо, что ты переживаешь? Бабушка к тебе нормально относится». Она глядела на меня своими выразительными глазами. И я добавлял: «Нормально, поверь мне». Она тогда говорила: «Но я же чувствую, даже когда звоню тебе, твоя бабушка отвечает мне так… нехотя».

– Да тебе кажется. Все ок.

Я хотел быстрее закруглить эту тему. Это было чересчур для моей головы. Я позанимался, побоксировал, глотал позитив и жизненную энергию, принял освежающий контрастный душ и прошелся пешком до дома любимой. И как только начал есть выпрошенный пирог, посыпалось 133 вопроса. Как тут не лопнуть от раздражения?

Ну да ладно, не жалуюсь я на свою подругу, в конце концов, она любила меня и выполняла все мои капризы. А капризничал я постоянно, и причем очень умело.

Помню, у нее дома на трюмо в коридоре лежали деньги, около пятидесяти рублей. Не самые плохие деньги – это около 10 шоколадок Mars, обожаемых мною тогда. Я запомнил, когда впервые увидел рекламу этого батончика, был 1990 год. Время перестройки, мне было восемь лет. В Италии проходил чемпионат мира по футболу, и я, как и мой отец, болел за сборную Италии. У них тогда ярко выступал дуэт нападающих Р. Баджо и Скилаччи. Но, увы, Италия вылетела из чемпионата, уступив Аргентине в полуфинале в серии пенальти, обидно, но что поделать. Так вот, между матчами тогда запустилась реклама mars и snikers, но купить их можно было только в аэропортах. Я помню, как я докапризничался, и отец погнал свою «шаху» в сторону Шарика. И все только ради этого батончика.