Елена Арсеньева - Семь цветов страсти

— Выходит, можно приступать к монтажу? — с сомнением предположил Квентин. — На мой непросвещенный взгляд, эксперимент не слишком удался. Помнится, кто-то здесь обещал убойные кадры.

Шеф мрачно осмотрел компаньонов и скомандовал механику:

— Прокрутите в темпе последний ролик. Мне хочется убедить уважаемого Квентина, что его деньги потрачены не впустую.

В комнате погас свет, и на экране зашумел ветвями клен над могилой капитана Лаваль-Бережковского.

— Дальше, дальше! — скомандовал Шеф. — Вот… Чудесно. Я готов смотреть волнующую сцену снова и снова. Разве это не убедительное доказательство моей изначальной идеи, которую кое-кто из вас считал бредовой? Какая выразительность в нарочитой статичности, какая необычная, невозможная для нормального кино игра планов! Смело и необычайно трогательно! Честное слово, этот жадный секс на верхушке башни, под ночным небом… Это неистовство, какое-то обреченное неистовство двух зрелых, слившихся в любовном экстазе людей! Нет — в экстазе Любви! Изысканно, чертовски изысканно! Смотрите! Вы когда-нибудь видели секс во фраке? Нет, естественно, не в комедии. Предполагали, что мужчина без штанов и в «бабочке» выглядит смешно? Ничуть. Этот парень сделал невозможное — он величественный и живой одновременно — символ и живая плоть, трагедия и фарс!.. Уверен, он переплюнул бы самого Дастина Хоффмана, если бы сообразил сменить профессию.

— Конечно, эффект «скрытой камеры», чувство подсмотренности становится здесь художественным приемом, — вставил руководитель «бригады слежения», оператор, заменивший Сола.

— Даже изощряясь в составлении съемочного плана, мы бы не смогли добиться подобного эффекта, — одобрил Шеф. — Отлично удались, на мой взгляд, эпизоды «ужина в замке» и постельная эпопея в спальне. Голый человек со скрипкой над отдающейся ему женщиной! Запредел!.. Иногда я начинаю завидовать этому русскому. Чертовски повезло малому! Даже в качестве иллюзии эти деньки стоят того!

— Вы забываете о финале, — осторожно напомнил Квентин. — Или у вас изменились планы?

Шеф «не заметил» вопрос.

— Квентин, надеюсь, вы убедились, что ребята поработали отлично. Ваши денежки не вылетели в трубу, но не стоит морочить им голову нашими творческими дрязгами. — Шеф, к облегчению пятерых «технарей», объявил: — Можете быть свободны, друзья. О непосредственном задании я сообщу каждому из вас отдельно после того, как мы здесь придем к консенсусу.

…Троица заперлась в опустевшем зале.

— Так что тебе хочется знать, Квентин? — угрожающе придвинулся к продюсеру Шеф.

Как ни в чем не бывало Квентин продолжил свой вопрос:

— Я просто хочу прояснить для себя ход ваших высокохудожественных мыслей. Целую неделю вы с Руффо готовили трюк с письмами, подкачивали трагизм, подпускали мистики, страха… Ведь нам-то хорошо известно, что эти двое — обезумевшие от любви чудаки, слепые и наивные, как дети. Мы хотим только одного — заснять наивную дуру, летящую с башни. И подать всю историю примерно так: святая любовь не выдержала испытания жестокой реальностью. — Квентин хмыкнул. — Уж не знаю, что там по вашей концепции так измучило бедняжек — алкоголизм, богатство, национальная несовместимость, идеологические разногласия… Мне плевать. Я доверяю твоему чутью, Руффо, и твоей хватке, Заза… Но почему вы отменили смертельный трюк, заставив героев примириться?

— Ладно, Квентин, признаюсь: трюк с письмами не прошел, — вздохнул Руффо. — Зато подал гениальную идею для финала. Вы же понимаете, я влез в это дело не из любопытства и не из пристрастия к «сладким романам».

Руффо достал кассету и поставил ее в видеомагнитофон.

— Это моя личная копия, для архива. Вроде альбомчика с голубками и нежными открыточками для сентиментальной бабули.

На темном экране смутно белело расплывчатое пятно. Тени по краям сгущались, приобретая очертания верхушек огромных елей. Вдруг невероятно четко, почти осязаемо, перед глазами проплыло облачко тончайшего газа и в нем — женская фигура с подсвечником в руке. Нечто сомнамбулическое, летучее в крадущихся движениях — она прислушивается, вглядываясь в темноту, и вдруг замирает. Белая невеста, волшебное видение — бесплотный дух, мечта? Она напрягается в струнку, устремляясь ввысь, и медленно возносится — в темное небо вспархивает облачко легчайшей фаты. Экран заслоняет широкая мужская спина, сильные руки подхватывают невесомое, бессильно обмякшее тело. Оба они словно бесплотны, озарены каким-то потусторонним сиянием — серебристым нимбом, знакомым иконописцам…