Елена Арсеньева - Семь цветов страсти

В одном Эрик Девизо оказался прав — легкомысленная Элизабет действительно затмила главную героиню фильма, став кумиром молодежи. Слава и угрызения совести пришли к Дикси одновременно. Она проклинала себя за эту роль, погубившую отца, и наслаждалась вниманием, обрушившимся на нее со всех сторон.

На улицах и в университете юную актрису узнавали, заговаривали с ней, просили автограф.

Дикси приглашали на благотворительные балы и в жюри различных конкурсов, ей присылали цветы, подарки, пытались взять интервью и просто добивались ее внимания весьма достойные кавалеры. Она перестала отвечать на телефонные звонки, велела выбрасывать всю корреспонденцию и ограничивала выходы из дома посещением занятий. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Эрик, как пророчили врачи, остался инвалидом. Возможно, в финансовом мире появилась бы новая деловая женщина. Но Эрик выздоровел.

Некоторая замедленность речи напоминала о перенесенной болезни, однако глава «Конто», не пожелав поправить свое здоровье в санатории, снова занял директорское кресло. А за спиной почтеннейшего Эрика опять возродился всегдашний заговор Патриции и Дикси.

Несмотря на сообщения о том, что талантливая дебютантка категорически отказалась продолжить работу в кино, попытки подписать контракт с полюбившейся публике актрисой не прекращались.

Патриция не заводила разговоров с дочерью о ее планах на будущее и не затевала дискуссий — она точно знала, что звезда Дикси взошла и ничто не может изменить предначертанную ей судьбу.

Однажды, в июне 1980 года, когда Дикси, объявив об успешном завершении второго курса университета, ушла в свою комнату оплакивать горькую долю несчастной студентки, Патриция показала ей присланный по почте сценарий.

Рукопись называлась «Берег мечты», а коротенькое письмо с предложением «попытать счастье под командованием занудного Старика» было подписано самим Умберто Кьями.

Умберто Кьями давно перевалило за шестьдесят. Став уже в тридцать пять признанным мастером лирической комедии, он вдруг перестал снимать, занявшись разведением различных зверюшек на своих обширных землях на юге Тосканы. «Я не хочу показаться старомодным и при этом не могу ничего изменить в себе, — пожал Умберто плечами в ответ на попытку журналиста выяснить причину его ухода из кино. — Наверно, потому, что до глупости люблю в себе эту старомодность». Кьями, в отличие от других стариков, не выступал с нападками на секс и насилие, заполонившие экран. Он проводил долгие часы в вольерах с тиграми и носатыми обезьянами, так ошарашивающе похожими на человека. И думал. Наблюдая за животными, мэтр все больше склонялся к мнению о том, что никаких «веяний времени» для настоящего искусства не существует. Есть глобальные, общие для всего живого законы и то особое, что отличает только человека. На выяснении этого различия и построена вся игра философий и стилей, весь механизм нравственного и эстетического опыта.

В мире кино Умберто Кьями считался натурой цельной и простецкой. Природный юмор и обостренное поэтическое чутье выходца из семьи тосканских крестьян давали ему своеобразное преимущество перед «детьми городской цивилизации», делающими ставку на интеллект и формальное новаторство. Чем меньше простодушные фильмы Умберто претендовали на «вскрытие истины», тем больше мудрости и филигранного мастерства открывали в них критики.

Поэтому начинающий писатель Лари Маккинзо лично доставил Старику свой сценарий и не прогадал: Умберто решился снимать «Берег мечты».

«Ярче, глубже всего человеческое проявляется в умении любить и смеяться, которым плохо владеют зверюшки. Вот про это я и попытаюсь рассказать — просто и наглядно, как в детской песенке», — смиренно заявил Умберто, чувствуя, что сценарий «Берега мечты» послан ему свыше и он должен сделать то, что может сделать только он один.

Умберто не стал просчитывать факторы успеха будущего фильма — напротив, он сознательно пренебрег ими: отказался от приглашения звезд на главные роли, от беспроигрышных зрелищных трюков — погонь, драк, переодеваний.

«Мне хочется показать комизм чванливой искусственности и красоту естественности, что особенно заметно на свежем воздухе или в дебрях первозданных лесов. Хотелось бы найти совершенно неопытную девушку с лицом деревенской Мадонны… Остались, знаете ли, кое-где в глуши этакие диковатые святоши с босыми ногами и наивной мудростью во взоре… Невинные грешницы, подобные самой природе», — объяснял Умберто ассистентам, и те приступили к поискам исполнительницы главной роли.