Маргарет Роум - Холодная страсть

Она лежала неподвижно. Он подошел к ее кровати и громко кашлянул, готовясь разбудить ее, но она продолжала спать в глубоком забытьи. Ему не оставалось ничего иного, кроме как насильно разбудить ее. Он чувствовал себя совершенно бессердечным, но все же взял ее за плечи и слегка встряхнул.

— Джорджина, проснись! — Она недовольно застонала и повернулась на бок.

Он опять попытался разбудить ее:

— Джорджина, ты слышишь меня? Тебе надо проснуться, моя милая, надо сделать кое-что необычайно важное! — Она мучительно медленно разлепила тяжелые веки и с изумлением в серых глазах взглянула на его вспотевшее лицо.

— Уйди, дядя Майкл, — она зевнула совсем по-детски, — уходи, я хочу спать.

— Нет, нет, тебе нельзя спать, — он снова решительно и настойчиво встряхнул ее. — Тебе надо сейчас же встать и одеться. Это не терпит отлагательства, — ему в голову пришла блестящая мысль: — Тебе обязательно надо через пятнадцать минут быть на важной встрече в городе, иначе твои планы по заводу не будут приняты!

Его просто восхитил ее неукротимый дух. Когда его слова дошли до ее затуманенного сознания, она бодро села и поборола оцепенение, в которое ее привела доза успокоительного.

— Очень хорошо, пожалуйста, дядя, передай мне одежду, — согласилась она, борясь со своим утомлением. — Надо принять душ, затем одеться.

Он поспешно выполнил ее просьбу, а потом, когда она нетвердыми шагами прошла в ванную, он от восторга сплясал джигу. Когда за ее стройной фигурой закрылась дверь, он ринулся из ее комнаты вниз по коридору в свою собственную спальню. Там поспешно собрал весь их багаж — ее и свой чемоданы и сбежал вниз по лестнице в маленькое фойе. Как только он присел в ожидании, почти сразу же услышал шелест шин снаружи на гравийной дорожке, а секундой позже в открытую дверь вошел человек в униформе шофера.

Майкл поздоровался с ним и вручил ему чемоданы.

— Через пару минут подойдет и моя племянница, — сказал он шоферу.

Тот почтительно приподнял фуражку:

— Я надеюсь, она не задержится больше чем на несколько минут, сэр, нам ехать в аэропорт, и никак нельзя опоздать к посадке.

Та же самая мысль заставила Майкла поспешить снова в комнату Джорджины. К своему облегчению он увидел, что племянница уже почти совсем готова, но когда она попыталась шагнуть ему навстречу, колени ее подогнулись, и она упала бы, если бы он не подскочил к ней и не поддержал ее.

Она капризно пожаловалась:

— Разве не мог Уэйли проследить, чтобы все было сделано, дядя Майкл? Я… боюсь, что я чувствую себя немного необычно. — Она сделала движение по направлению к кровати, как будто притягиваемая к ней магнитом, но Майкл предупредил ее намерение улечься, он взял ее за руку и направил к двери.

— Не беспокойся, тебе станет лучше, как только мы выйдем на свежий воздух, обещаю тебе. Опирайся на меня, пока не почувствуешь себя увереннее.

Удивительно покорная, она подчинялась ему, когда они преодолевали ступеньки лестницы и выходили наружу, к автомобилю. Там их поджидал шофер, он помог Майклу усадить ее на роскошное заднее сиденье. И все же даже после того, как они отъехали от гостиницы, Майкл никак не мог успокоиться, он все еще ожидал, что в самый последний момент может встретиться какая-нибудь неожиданность, воспрепятствующая выполнению его плана. Однако ничего не случилось. Когда гостиница окончательно исчезла из вида, он взглянул на Джорджину, и улыбка счастья расслабила его возбужденное лицо, когда он увидел, что она крепко спит, уютно свернувшись на сиденье, и весь ее вид выражал удовлетворение.

Майкл был просто счастлив, что такая периодическая дремота не прекращалась у нее в течение всего полета. В аэропорту не произошло никакой задержки. Шофер, которого он посвятил в картину ее болезни, помог Майклу усадить ее в самолет, и после нескольких несвязных вопросов, на которые Майкл дал, по всей видимости, удовлетворившие ее ответы, она откинула голову на удобный подголовник кресла и снова заснула.

И только тогда, когда береговая линия Англии исчезла из поля зрения, Майкл почувствовал себя в полной безопасности — и даже поздравил самого себя. Наиболее опасная часть всего предприятия теперь осталась позади, он был на пути к друзьям в страну, которую всегда считал своей родиной. Какие трудности ему не встретятся, — а он не сомневался, что они непременно будут, когда Джорджина выздоровеет, — все они будут ничто в сравнении с тем, что было. Он начал ощущать, что успешно завершил превосходный ход, такой, который вполне достоин даже шинфайнера. По мере того, как стало о себе заявлять присущее ему радостное возбуждение, он начал для собственного удобства преодолевать комплекс вины, и к тому моменту, когда под крыльями самолета появился Дублин, он уже уверил себя, что его племянница не только не будет недовольна его своеволием, но, наоборот, будет счастлива — и может, даже будет чувствовать себя обязанной ему — от его умного разрешения ее дел.