Татьяна Корсакова - Ты, я и Париж

— Пташка, открой немедленно, или я вышибу эту чертову дверь и меня депортируют из страны как злостного хулигана! Тина! Ты меня слышишь?!

Стук на мгновение прекратился, но потом возобновился с утроенной силой.

«Не примерещилось», — успела подумать Тина, распахивая дверь.

На пороге стоял Ян с измятым букетом роз под мышкой, с испуганным выражением лица и неуверенной улыбкой. За его спиной, обнявшись, замерли мадам Роза и Пьер. Тина попятилась, пропуская гостей в номер. Ян глубоко вздохнул, обернулся к мадам Розе и Пьеру, сказал «пардон» и деликатно закрыл перед ними дверь.

— Пташка… — Ян Немиров выглядел так, как пять лет назад, когда собирался прыгать с моста Святого Михаила: та же обреченность во взгляде и та же решимость идти до конца. Да, кажется, время и в самом деле повернулось вспять. — Пташка, я был таким дураком… — Вместо того, чтобы отдать ей розы, он швырнул их на кровать.

— Да, — она кивнула.

— Но я обещаю исправиться. Я начну исправляться прямо сейчас. — Тина упустила момент, когда он оказался в опасной близости. — Я стану хорошим мужем и хорошим отцом нашим детям. Горячая ладонь легла ей на живот. — Пташка, подумай, детям нужен отец.

— А тебе? Что нужно тебе? — отважилась она спросить.

— А мне? — Свободной рукой он погладил ее по спине, привлек к себе. — Мне нужна ты.

Тине хотелось верить. Больше всего на свете ей хотелось верить, что все это происходит на самом деле, но верить никак не получалось.

— Что-то изменилось? — спросила она шепотом.

— Да, многое изменилось. Я сам изменился.

— Вот так просто взял и изменился?

— Не так просто, а благодаря активному участию твоего дяди Васи. Мы с ним поговорили по-мужски.

— О чем?

— О том, что я идиот, о том, что у нас с тобой будет еще один ребенок, о могилке… Я тебе потом все расскажу. — Шею обожгло жарким дыханием и, кажется, поцелуем. — Пташка, я люблю тебя. И имей в виду — развода тебе не видать как своих ушей. Ты ждешь от меня уже второго ребенка и до сих пор играешь в самостоятельную леди.

— А ты вообще умер. — Она всхлипнула, уткнулась лицом ему в плечо.

— Прости, этого больше не повторится. Во всяком случае, в ближайшие полвека. — Ян погладил ее по волосам. — И не плачь. Беременным женщинам нельзя плакать. Им нужно гулять на свежем воздухе, есть за двоих, принимать витамины и получать положительные эмоции.

— Откуда ты знаешь, что нужно беременным женщинам?

— Прочел в одной очень умной книжке.

— Да? И что там еще написано, в этой твоей очень умной книжке?

Ян застенчиво улыбнулся.

— Там написано, что беременная женщина не должна оставаться без надежного мужского плеча. А за тобой, между прочим, нужен глаз да глаз. Ты вон повадилась на холодном полу рассиживаться и босиком ходить. — Ян подхватил ее на руки, задумчиво посмотрел на кровать, спросил шепотом: — Пташка, может, начнем получать положительные эмоции прямо сейчас?

— А что написано об этом в твоей очень умной книжке? — Тина счастливо улыбнулась.

— В книжке об этом стыдливо умалчивается, но, я думаю, мы и сами сможем разобраться, что к чему…

Вся жизнь Ларисы Райт связана с миром слов: по образованию она филолог, знает несколько языков, долгое время работала переводчиком. Романы Ларисы, с одной стороны, оригинальны и не похожи ни на какие другие, а с другой — продолжают традиции русской литературы, которой всегда был свойствен интерес к человеческой душе.

Женщиной Зина стала год назад. Это была, по ее собственному мнению, первая несуразная глупость в ее жизни, по мнению Галины, конечно же, сто первая. Звали эту глупость Бобом, и обладала она всеми необходимыми атрибутами для того, чтобы быть принимаемым в Тамарином «ателье»: брюки клеш, кошачья пластика, клетчатый пиджак и пластинки Армстронга, доставаемые с загадочным, неприступным видом из тщательно упакованных, непрозрачных свертков. И демонстрировал Боб все эти сокровища не красавице Тамаре с ее чудесными пергидрольными локонами, пухлыми, алыми губами, вздернутым носиком и манящим, грассирующим «р», а исключительно Зине — Зине, которая не доросла и до полутора метров и весила немногим более сорока килограммов, Зине, чьи вторичные половые признаки, казалось, вовсе забыли проявить себя, а лицо напоминало испекшийся блин: веснушчатое с размытыми чертами. Если рассмотреть каждую деталь отдельно, то описанию можно придать определенную четкость: остренький нос, довольно длинный, слегка выступающий вперед подбородок, низкий, почти всегда нахмуренный лоб, тонкие губы.