Изабелла Сантакроче - Револьвер

Однообразнейшее. Как выщипывание бровей. В последнее время мне удавалось забыть о ней. Поэтому она начала ненавидеть меня. Я чувствовала, что впитываю эту извращенную любовь, как моя кожа впитывает увлажняющий крем. Во мне разбушевался преступный инстинкт. Я стала думать о том, что сделаю. Как ее выброшу. С силой распахну окно. Ветер прервет мое дыхание. Затем сделать это. Вышвырнуть ее. Больше ничего. Она уже не могла читать. Когда-то она была учительницей. Она больше не могла выращивать гортензии. Она больше не могла смотреться в зеркало. Я мыла ей голову в резиновых перчатках. Иногда мне не удавалось довести это до конца. Мыло оставалось на ее волосах. Меня охватывала тоска. Я дымила сигаретами, как турчанка. Постоянно. Показательная никотиноманка. Я бы победила в конкурсе мисс курилка мира. Снизу приходила женщина и за деньги мыла ее. Раз в шесть дней. Жуткое явление. Она без одежды. Совсем голая. Я должна была помогать поместить ее в очень маленькую ванну. Она орала, что пол покроется ржавчиной. Эта квартира была револьвером, который стрелял в моих снах. Я все время обманывала себя, надеясь, что произойдет что-то хорошее. Я Золушка. Отправляюсь на бал. Хрустальные башмачки. Дура. Я стояла там, наверху. На последнем этаже забытого всеми небоскреба. Темные лифты. Годами не было света. Никто не придет к нам. Никто нас не позовет. Не придет к нам в гости. Никакого друга или родственника. Над мебелью только фотографии в рамках. Эти чужаки, которых нужно помнить. Мой отец. Моя мать в молодости. Не хватало только мрамора, чтобы запечатлеть их. Они не умерли. Их не было, и все. Иногда мне их не хватало. Мне их часто не хватало. Я не хотела говорить о них. Это табу, о котором нужно помнить. Там, внутри. Там, в глубине. Опустить крышку.

Ты молчи. У меня были любовники. Они мне были нужны, чтобы выжить. Я их называла «снятыми на прогулках». Я одевалась как шлюха из каталога. Юбка. Каблуки. Губная помада. Я спускалась в лифтах, сиявших неоном. Я ходила по улицам этого города, виляя задом. Я пила в барах этого города. Спрашивали, как меня зовут, а потом все повторялось. Следовали за мною в грязную комнату. Я закрывала шторы. Раздвигала ноги. Наслаждалась как свинья. Тетя меня звала, когда я кричала, испытывая оргазм. Она спрашивала, Анджела, что случилось. Я ей не отвечала. Кусала подушку. Я долго держалась. Потом как-то ночью я это сделала. Подумать о себе. Сказать, все, хватит. Смелее. Я должна уйти. Собрать пожитки. В этой сумятице. Уйди сейчас. Попробуй возродиться. Давай, ты сможешь это. Ты такая всеядная. Ты крошка.

Я сидела в кресле, когда решила снять портьеры. Телевизор включен. Балерины в смятении. Телефильм с пластмассовыми актерами. Шлюхи с членами. Ужасы преступлений. Я щелкала по каналам левой рукой. Пульт нацелен как будто револьвер. Я искала что-нибудь порнографическое. Для порнодивы, которой была я. Звезда страдания номер один.

Мы, я и Джанмария, познакомились весной. Я отмечала еще один день рождения. Я прожила уже двадцать восемь лет опустошающей меня жизни. Уже давно я работала на серой фабрике. Больше года. Наклеивала глаза пластмассовым куклам. Я им дарила неподвижный взгляд. Была вся перемазана клеем. Это все. Я убежала той ночью. Я бросила то чудовище на кресле-развалюхе. На столе записка. «Я ушла. Не ищи меня. Я не вернусь». Мое тело томилось. В жизни было полно дряни. Я хотела попробовать уйти. Хотела попробовать существовать. Искала лучшее существование. Другое. Праздничное. В бантах и кружевах. А нашла все ту же хреновую борьбу. Для мощной атомной бомбы. Для лат на груди. Для воинственного лука и острых стрел. Для самоубийства.

Убежав, я ездила на грузовиках, приезжая то туда, то сюда. Так, пустяки. Несколько дней я это делала, не двигаясь. Чемодан между ногами. Взгляд устремлен вперед. Сигарета за сигаретой. Этот гигант меня подобрал. В темноте я подняла руку. Одна. На обочине. Дрожа от страха. Он остановился, чтобы взять меня. Он был высоким. С горбом. Ему не удавалось выпрямиться. Он сутулился, чтобы не задевать головой крышу. Он никогда не закрывал рта. Вел машину, говоря о Боге и апостолах. Он говорил, что Бог живет на наших пальцах. Что мы его рисуем, ритмично ими двигая. Набрасывал его в воздухе. На груди светящееся распятие. Рыгал. Около ветрового стекла банки с пивом. Этой дорогой он никогда не ездил. На асфальте белая линия. Я, обкусывая ногти, не сводила с нее глаз. Я представляла, что вдруг откроется преисподняя. Чтобы наказать меня. Засосать меня. Вернуть меня в ту камеру. К тете в кресле на колесиках. Меня охватывало желание выпрыгнуть из машины. Открыть дверцу. Мертвым грузом. Прямо в яму. Возродиться змеей. Разноцветной птичкой. Окном. Ложкой, запертой в ящике.

Читать дальше