Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...

А она ничего, ровным счетом ничего не понимала и продолжала говорить, говорить, говорить… Лишь бы языком зацепиться.

Я бы хотел лежать на диване, думал Ромка. Но вот как это сделать? Как вот — лежать на диване?!

— А это очень просто, — однажды весело подсказала ему бойкая Арина.

— Да?! Ну и как?

Она ответила спокойно и деловито:

— Бревном.

— Так я же не о том! Я к тому, что ведь на работу идти надо — эту проблему как решить?

— Тоже очень просто! Просто не идти на работу! И никто тебя не заставит. По действующему законодательству труд — дело совершенно добровольное.

— Дык… А откуда же я деньги на семью возьму? Жена, дети…

— Ну, это уже совсем другой вопрос! — жизнерадостно пропела Арина. — Это уже другой вопрос…

Роман одинаково ровно, индифферентно относился ко всем людям, каких встречал по пути, и оставался совершенно равнодушным к тому делу, которым занимался, а потому никогда не увлекался и почти не делал ошибок. Равнодушие, твердила Марина, — это вроде паралича, и вообще преждевременная смерть.

Роман на ее умозаключения плевал.

Свой личный план по детям Марина почти выполнила — родила двоих. А позже — и третьего. Она всегда так упорно стояла за свои убеждения, что в глазах мужа Романа это «за» много лет назад превратилось в устойчивое и несомненное «против».

Но в ее сердце прочно поселился страх, когда родились дети. Тогда Марина начала бояться… Чего? Она сама еще не понимала этого.

Сейчас руки тосковали по ребенку. Хотелось внуков. Подержать свое, родное и тяжелое дитя.

Самыми замечательными месяцами в ее жизни оказались беременности. Тогда она жила словно одна, правильнее — вдвоем с будущим ребенком, была предоставлена самой себе, своим ощущениям, своим разговорам с будущим малышом… Марина много гуляла, бродила по Москве (старшего или старших в то время забирала к себе мать). А когда ждала Славу… Тогда все представлялось совсем простым. Марина забиралась в узкие, кривые, древние переулочки Москвы, умудрившиеся сохранить свои названия — очевидно, о них просто забыли, — и повторяла про себя: Обыденский, Зачатьевский, Борисоглебский…

А самым счастливым днем в ее жизни стал день, когда родился Слава.

Слава, Славочка…

Марина лежала в роддоме, смотрела на малыша и думала, что вот теперь ей в жизни больше ничего не надо.

Где-то она читала или слышала, что человек вообще счастливее всего в животе матери, там каждый миг — радость, а весь мир, в котором он собирается жить, — от края до края — распахнут перед его глазами. И всех беременных Богородица водит за руку.

И еще не случайно готовящимся стать мамами рекомендуют ходить в картинные галереи. Хотя здесь существовала какая-то неясность. Ну, с музыкой все можно понять — ребенок слышит и в животе. Но для картин — ему тогда перископ нужен.

Мать тогда объяснила Марине, что тут просто речь идет о настроении будущей мамы, когда она смотрит на картины, чисто об эстетическом моменте. На эмоциональном уровне он всегда передается ребенку.

— Почему ты разошлась с Романом? — нередко возникала любопытная сестра.

Она никак не могла понять причин развода.

Сестра Арина…

— Что ты здесь делаешь? Зачем здесь торчишь? — спросила она. — Уже осень, все уехали в город. Дачи стоят пустыми. Тебе не страшно? Поедем в Москву! Там Иван и Петька. И Володя.

Муж Володя…

Марина молча покачала головой. Нет, она никуда не поедет… Слава вернется сюда. Обязательно.

— Я пришлю за тобой Сашку! — пригрозила сестра. — Смотри, ты дождешься! И он силой, вместе со своими полоумными друзьями-геологами, утащит тебя в город.

Из старших в семье остался уже один Александр. Остальные ушли… Ушли тихо и спокойно, без слез и жалоб, хотя в последние годы очень болела мать. И теперь брат исполнял роль главного. Он уже по возрасту не мог ездить в бесконечные экспедиции, хотя по-прежнему обожал свои геологические партии и новости. В его квартирку нередко вваливались грязные, потные, уставшие бывшие коллеги, долго по очереди плескались в ванной, потом еще дольше пировали на кухне.

— Пьянствовали, — недобро комментировала Марина.

А затем укладывались спать на полу вповалку. Для этой цели Александр держал дома на антресолях несколько матрасов и еще два надувных.

— Когда ты, наконец, женишься? — нередко начинала приставать к нему Арина.

Он хохотал.

— Да правильно, какая у него может быть семья? — возражала сестре Марина. — У него геология в качестве женщины. Они с ней давно вась-вась. Всю жизнь проездил по экспедициям… Кто согласился бы его тут ждать? Любая бы удрала.