Пенни Винченци - Греховные радости

Доктор Стивенс задумчиво разглядывал ее. Вплоть до сегодняшней встречи он искренне надеялся, что больше никогда не увидит Вирджинию у себя на приеме. Ведь у нее все шло так хорошо. Но раз уж потребовался очередной запой, чтобы она наконец заговорила о причинах, побуждающих ее пить, — что ж, нет худа без добра. До сих пор ему ни разу еще не удавалось разговорить ее на эту тему.

— Леди Кейтерхэм, а в каком возрасте сейчас ваши дети?

— Н-ну… Шарлотте тринадцать. Георгине одиннадцать. А Максу восемь.

Она сидела в большом кресле и в широкой юбке и свободно болтавшемся на ней вытянутом сером свитере выглядела очень хрупкой и сама казалась похожей на ребенка.

Тяжелые темные волосы все время падали ей на лицо, и она нетерпеливым жестом отбрасывала их назад. Огромные золотистые глаза — глаза необычайные и удивительные — смотрели, не мигая, прямо в его собственные.

— А… вы с ними близки?

Он тянул время, стараясь определить, как ему строить разговор дальше.

— Да, очень. Конечно, Шарлотта немного странная. Трудный возраст, сами понимаете. А мне из-за моей работы приходится часто бывать в отъездах. Но она для меня очень важна, я имею в виду работу. Однако… да, мне кажется, что мы близки.

Он попробовал зайти с другой стороны:

— Леди Кейтерхэм…

— Зовите меня просто Вирджиния, ладно? Как раньше.

— Вирджиния, что вас заставило снова начать пить? После того, как у вас так долго все шло хорошо. Что это было? Можете мне сказать?

— Ну что заставляет в таких случаях? — проговорила она. — Не бывает ведь какой-то одной причины, верно? Масса вещей. Слишком многое, обо всем и не расскажешь.

— Но, Вирджиния, мы ведь для того и встречаемся с вами, чтобы обсуждать все, что вас тревожит.

— Н-ну… не знаю. Я чувствовала себя одинокой. Была в отчаянии.

— Из-за чего? — очень мягко спросил он.

— Доктор Стивенс, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. О детях. Мне важно знать, что вы думаете. Действительно важно. А потом поговорим об остальном.

— Ну что ж, — осторожно начал он, — мне крайне трудно сказать что-то определенное. Здесь очень много различных тонкостей и нюансов. А ваш муж знает, что вы… что в вашей жизни были другие мужчины?

— Доктор Стивенс, ну конечно же знает. — Она улыбнулась ему почти весело. — Я бы даже сказала, что именно в этом и заключается главный смысл нашего брака. Чтобы в моей жизни были другие мужчины.

Вирджиния, 1956–1957

В 1956 году приличные девушки этого еще не делали. А Вирджиния Прэгер была очень приличной девушкой.

Но ее, как и большинство ее ровесниц, весьма беспокоило то, что приличные молодые люди этим занимались.

По этому поводу она и высказалась как-то своему брату, Малышу Прэгеру. Произошло это в один апрельский день, уже в сумерки, когда по бодрящему легкому морозцу они ехали по направлению к Лонг-Айленду, чтобы провести Пасху с родителями в Хамптоне. В машине, кроме них двоих, никого не было; за рулем сидел Малыш. Это ужасно несправедливо, подумала вдруг она; временами ей кажется, что сильнейшее впечатление о первом годе, проведенном в Уэлсли, — это воспоминания о том, как ей постоянно приходилось отталкивать потные, жадные руки, стремившиеся забраться к ней то под лифчик, то еще ниже, под трусики; и при этом она еще чувствовала себя виноватой оттого, что к ней приставали; а потом выслушивала разговоры девчонок о том, что какой бы ты ни была там девственницей, но в первую брачную ночь лучше иметь дело с парнем, у которого уже есть кое-какой опыт и который понимает, что и как надо делать.

— Вашему брату дозволяется перебеситься в молодости. А почему же нам нельзя?!

— Потому что вы женщины, — объяснил Малыш, переводя новый, беззаветно любимый «порше-спайдер» на пятую скорость и разгоняя его почти до сотни миль в час. — Посматривай, нет ли полиции, сестренка, ладно?

— Тебя не поймают, — раздраженно заметила она. — Ты никогда не попадаешься.

— Могу однажды и влипнуть.

— Ах, как умно! Как мы здраво рассуждаем! Совсем как папа, когда он заявляет, что девушкам нечего соваться в банковское дело. Но ведь это же глупо!

— А тебе что больше нравится? — поинтересовался Малыш. — Банковское дело или секс?

— Банковское, — не задумываясь, ответила Вирджиния. — А тебе?

— Мне — секс. Надо нам поменяться местами, — расхохотался Малыш. — Обманщица ты, Вирджи! Тебе ведь на самом-то деле вовсе не хочется перебеситься, тебя это совсем не интересует. Тебе подавай банк. Ты что, действительно хочешь влезть в это дело?