И Олега вновь пронзает взгляд удивительных, полных вызова черных глаз.
Но он не решается произнести ни слова, безмолвно разглядывая ребенка. Так всё-таки, мальчик или девочка? Он никак не может разобрать, а потом вглядывается в фигурку с интересом и любопытством.
Темные сухие волосы паклями торчали в разные стороны из-под шапки, а на раскрасневшемся от ветра личике грязные разводы. Губы обветрились и шелушились, болели, но ребенка это, кажется, не заботило.
Протягивая вперед худенькие замерзшие ладошки, пристально смотрит на Олега, не моргая, не отводя взгляда, уже не с вызовом, но твердо, уверенно, будто именно от него ожидания какого-то действия, словно веря в то, что именно он может помочь.
Девочка , вдруг неожиданно понимает он. На вид, не больше девяти лет, скорее всего, даже меньше.
— Мама заболела, говоришь? — недоверчиво переспросил Андрей, презрительно глядя на нее сверху вниз. — Да еще и братик? А ты здоровенькая, значит? — в его голосе слышатся колкие нотки насмешки.
— Да, — уверенно заявил ребенок, бросив на мужчину мимолетный взгляд и вновь взглянув на Олега. — Я вообще очень крепкая. И сильная, — Олег слушает, почти не дыша. — А братик маленький еще, поэтому заболел сильно. Лекарства нужны, а денег нет. И кушать нечего, голодный он, а ему силы нужны.
Ком, выросший в горле, увеличивался, нещадно нарывая и терзая нежную кожу.
— Вот как, — протянул Андрей недовольно и поджал губы, — уже и лекарства нужны. Ясно.
— На лекарства как-нибудь насобираю, — уязвлено и обиженно воскликнула девочка и вновь протянула ладошки вперед. — Вы дайте на хлебушек, хотя бы немножко.
Андрей сделал шаг вперед и, не отвечая ей, потянул застывшего в недоумении Олега за локоть за собой.
— Олег, пойдем, — сказал он мужчине, намереваясь уйти.
И тут он словно опомнился. Воззрился на друга с недоумением, изумлением, ужасом.
— Надо же дать что-нибудь, нельзя так, — пробормотал он, бросая на девочку косые взгляды.
— Олег, — укоризненно выдавил из себя друг, — ты, что веришь в то, что она говорит?
— А вдруг у нее, действительно, мама и брат болеют? — встрепенулся он. — Да и выглядит она… не очень.
— Олег, ты словно первый день живешь! — воскликнул Андрей. — Да ее родители сюда и подослали, чтобы она вот таких лопухов, как ты, обдуривала. Ты что, не понимаешь? А сами живут себе припеваючи, ребенка только закатали в лохмотья, чтобы жалостливее казалась. Ребенку-то всегда больше сочувствуешь, участие принимаешь, — с досадой выговорил он, пристально глядя на него. — Слушай, Олег, да она тут уже тысячу насобирала, если не больше. А ее родители, гляди, и побогаче нас с тобой будут.
— И все равно! — воскликнул Олег, вырываясь, и обернулся к девочке.
Она смотрела на него. Молчала, ничего не говорила. Но ее покрасневшее личико, нахмуренные бровки, поджатые губки, насупленный носик и внимательные глаза, глядящие на него с укором, говорили о многом.
Она гордо вскинула подбородок, когда он медленно подошел к ней, и даже не двинулась с места, когда он наклонился и сел рядом с ней на корточки.
— Тебе сколько лет, ребенок? — пробормотал Олег.
Прямой, пристальный взгляд. Обветренные губки приоткрылись, и она как-то злобно выдохнула:
— Восемь.
А ведь и не дашь восьми по виду, с изумлением подумал мужчина.
Потянулся к кошельку в кармане пальто и, отсчитав несколько десяток, протянул ей.
— Держи, — но она не решалась, словно не верила тому, что ей добровольно отдают столько денег. — Держи, держи, — настойчиво проговорил Олег, почти насильно вкладывая их в тонкие ручки. — И больше не стой на холоде. Замерзнешь и заболеешь. А тебе маме и брату помогать. Поняла?
Девочка скомкала деньги, засунула их в карман и подняла на него полные эмоций глаза.
Смотрит волком, дико, нелюдимо… Но все же, все же…
Что-то таится в глубине черных глаз. Благодарность?..
Она только кивнула, ничего ему не сказав, и глядя прямо в глаза, а он поднялся на ноги и, бросив на нее еще один быстрый взгляд, подошел в нетерпении ожидавшему его Андрею.
— Ну, и зачем ты это сделал? — недовольно пробормотал тот, скривившись.
— Не знаю, — честно признался Олег и, засунув руки в карманы пальто, пожал плечами.
— Надеюсь, тебе не придется жалеть, — сказал друг.
— О чем?! — воскликнул мужчина. — О тридцати рублях?! И к тому же, я все равно не узнаю, даже если она мне и солгала, — ускорил шаг, словно не желая больше говорить об этом. — Хватит уже. Пошли.
Читать дальше