Мария - Аритмия чувств

Дорота. Хорошо, а интимность? Эта еще более глубокая форма приватности. Раздевание, умывание.

Януш.С ней было так же, как с приватностью. У нас был общий душ, о котором я уже упоминал. Было подглядывание и сравнение своего тела с телами других мальчиков. В таком учебном заведении, как и на любом судне, ничего похожего на интимность не существует. Мне довелось жить в трех разных общежитиях, так как нас, собственно говоря, все время переводили с места на место, и, конечно, нас не покидала надежда на обретение большего комфорта. Комфорт... Сейчас, вспоминая условия нашего проживания, кажется, что это слово звучит нелепо. Комфортом считалось, когда в комнате вместо шести двухъярусных кроватей стояло четыре. Это принципиальная разница В общежитии имелся один душ и несколько умывальников, которые выглядели как корытца для кормежки свиней, только с кранами. Кто-то из ребят чистил зубы, кто-то стирал носки, вода же стекала в один слив, находившийся в конце корытца. А за корытцем — при всех, занавеска отсутствовала — кто-то принимал холодный душ: теплая вода была редкостью. Помывка в душе тоже носила организованный характер. Воспитатель восклицал: «Душ!» — и каждый по очереди заходил в душ, с полотенцем, полностью обнаженным.

Дорота. По приказу.

Януш. По приказу. И этот приказной порядок был универсальным методом на все случаи жизни. Все мы относились к нему как к чему-то нормальному, само собой разумеющемуся — было и было. Однако из-за этого усиливалась тоска по дому. Но на втором или третьем году обучения мы тосковали уже не так сильно, как

в самом начале, — человек ко всему приспосабливается. В училище оказались ребята из самых разных социальных слоев, воспитанные в разных материальных условиях: здесь был и ухоженный отпрыск одного из так называемых благородных варшавских домов, единственный сын в семье, и сын какого-то профессора, и я, сын рабочих. У каждого прежде была собственная комната, кровать, ванная и другие удобства. И вдруг все мы оказались в месте, лишенном всех этих вещей, — шок! Каждый тосковал по элементарным удобствам. А вместо этого со всех сторон получал удары. Это как во время поездки в отпуск, когда путешествуешь один — красиво, но тоскуешь. А тут мало того, что учеба была нелегкой, так еще существовала угроза со стороны старших ребят. Можно сказать, что у нас имела место типично армейская дедовщина, реализованная с гораздо большей скрупулезностью и изощренностью. И полное отсутствие интимности, к которому со временем приспосабливался каждый из нас.

Дорота. Ты ощутил на себе дедовщину?

Януш. Да, конечно.

Дорота. Это было вначале, когда ты только пришел?

Януш. Да, на первом году обучения. Сегодня повсюду говорят о дедовщине, на эту тему даже пишутся докторские диссертации. Вновь и вновь твердят о ее трагических результатах, об эмоциональном опустошении молодых людей, возвращающихся из армии, тех, кто оказался наименее устойчивым. В наше время дедовщина была своего рода церемониалом и наверняка не была столь жестокой, как в современной армии. Коты, или ученики первого года обучения, прекрасно знали, что должны будут отработать свое. Часто старшекурсники врывались в нашу комнату, кидали в умывальники, находившиеся здесь же, в комнате, свои носки и заставляли нас стирать их. Поскольку я хорошо учился, то с самого начала числился по части так называемых умственных работ. Моим обычным заданием было в течение одной ночи расчертить поля в ста тетрадках. Ведь тогда поля в тетрадках еще не печатали, их приходилось чертить самим. И я всю ночь корпел над полями для старшекурсников. Но я никому не стирал носков. Другая драматическая история: курсанта-первогодка приглашали в восьмиместную комнату курсанты третьего года обучения, и этот бедный парнишка должен был рассказывать им на ночь сказки, каждому свою. Ситуация скорее смешная, но именно такие тогда были отношения. Вскоре заметили, что душ — один на двести человек — часто ломается, и поэтому, например, первогодкам дозволялось пользоваться им лишь условно. «Старики» назначали дежурного, заданием которого было разбирать душ. Он должен был бежать и складывать все эти трубки. А когда кто-то из «стариков» выкрикивал: «Душ!» -тот же дежурный должен был душ собрать, а потом еще и держать его. Такой вот идиотизм! Но каждый из нас знал, нужно потерпеть лишь десять месяцев, и тогда ты перестанешь быть котом, придут новички, и ты сможешь в свою очередь отыграться на них за все свои обиды. У меня лично не было потребности мстить. Я лишь хотел, чтобы время, когда я был котом, закончилось как можно быстрее. Вероятно, потому, что я всего лишь чертил поля, не так и много кстати. Надо мной посмеивались, обзывали умником и зубрилой, но на самом деле никто не обижал. Я тоже не считал это чем-то унизительным для себя.