Светлана Полякова - Белый кот

Он возник перед ними в тот момент, когда Женя обдумывала план бегства. В антракте. Они стояли на полутемной лестнице, курили, и Ольга пыталась доказать ей, что все дело в незатейливом Максе. «Он просто задолбал всех своими амбициями, — говорила Ольга. — Тексты пишет совершенно кретинские и поет как несмазанная телега… Капризен, словно уже облекся мировой славой. А ребята хорошие. Способные стать настоящими звездами, если дать им приличные тексты… Просто от Макса отвязаться не могут». Ольга утверждала, что дело в материальной зависимости. Женя слушала, кивала и думала, что надо отсюда уходить. Второе отделение заунывного «психоделического» маразма она просто не вынесет.

В этот момент и появился перед ними Сережа собственной персоной.

— Здравствуй, Оля, — сказал он, смотря при этом на Женю.

— Привет, — обрадовалась Ольга. — Познакомься, кстати… Это моя школьная подружка. Пишет стихи и вообще личность незаурядная…

Женя после такой «рекламной паузы» окончательно сконфузилась. «Зачем она все это говорит? — досадливо подумала она. — Про стихи. Про личность… Она бы еще вспомнила, как я в восьмом классе воображала себя Франсуазой Саган. Слава Богу, дальше второй страницы у меня никогда дело не шло…»

— А еще я пою, вышиваю крестиком и вяжу шарфики… И танцую на досуге па-де-де из «Дон Кихота» Минкуса, — сообщила Женя, мило улыбнувшись.

Неизвестно, какое из перечисленных достоинств больше всего поразило нового знакомого, но он уставился на нее с утроенным вниманием.

— Кстати, вам понравилось наше выступление? — спросил он.

— Кстати, нет, — честно ответила Женя. — Тексты слишком возбуждают, знаете ли… Просто хочется встать и бежать, бежать, бежать — куда глаза глядят… Лишь бы подальше.

Он рассмеялся.

— Я и сам думаю, что тексты ужасны… Но с Максом не справишься…

— А вы его выгоните поганой метлой, — присоветовала Женя. — Или продайте группе «Стрелки» в качестве незамысловатого антуража…

На второе отделение она все-таки не осталась. Сославшись на то, что уже поздно, а завтра ей надо на первую пару, она убежала с этого нудного бала, оставив вместо хрустальной туфельки свою подругу.

Поэтому, когда через неделю раздался звонок и она услышала в трубке голос Сережи Панкратова, она не удивилась.

Ее «хрустальная туфелька» уже предупредила ее, что Макс наконец оставил «Семерых отроков», найдя более подходящую компанию агрессивных металлистов, и теперь им понадобилась Женя. Она подходила по всем статьям — студентка филологического факультета, воображавшая себя надеждой отечественной поэзии, влюбленная в «Вельвет андеграунд» и БГ. Тексты она писала непонятные, заковыристые и бессмысленные. Поэтому им ее творчество понравилось сразу и безоговорочно. Правда, Сереже-то больше понравились Женин стройный стан и большие глаза, но они почти месяц скрывали друг от друга истинные причины тесного общения, делая вид, что для обоих нет ничего важнее творчества.

В один из темных декабрьских вечеров отношения все-таки перешли из тесного духовного слияния в иное слияние. Через месяц многообещающая психоделическая группа развалилась, а Женя с Сережей поженились… Вот и вся история. Панкратов ударился в бизнес, подстриг свои роскошные кудри и стал меняться в худшую сторону. Из мечтателя и романтика он с реактивной быстротой превратился в прагматика. Женя по своей наивности и глупости ничего не замечала, все еще видя в нем «печального и загадочного принца, ожидающего семи отроков». Принц же тем временем так увлекся «новой фазой бытия», что полностью изменился внешне. Жаловаться Жене было совершенно не на что — подруги считали, ее счастливицей, избалованной кошкой, которой не надо думать о завтрашнем дне. Женя и в самом деле о нем не думала. Зачем? Женю любили. По крайней мере ей так казалось… Она привыкла. Любовь в ее жизни перестала быть чудом. Жене даже стало казаться, что так и должно быть и будет — всегда… Мир вокруг был именно таким, о каком Женя мечтала раньше. Женя писала стихи, и Панкратов периодически печатал их в каком-то небольшом издательстве за собственные деньги. Никто эти стихи не покупал, Женя их раздаривала, но ей все равно казалось, что она не домохозяйка. Она нечто большее… Она поэт…

Сейчас, вспоминая себя в то время, Женя едва сдерживалась от того, чтобы не застонать. «Какая же я была дура, Господи! «Я поэт, — горько усмехнулась она. — Зовусь я Цветик… От меня вам всем…»»