Ольга Иженякова - Обратная сторона

Вскоре бабушка, чертыхаясь на чем свет стоит, уже доставала из чулана резиновые сапоги, а потом вместе с внуком и жабой в пакете ехала на велосипеде к пруду, чтобы отпустить туда земноводное.

А однажды я испугалась не на шутку, потому что мир животных мало-помалу стал внедряться в мое сознание. Так, читая разную литературу, я уже стала обращать внимание на латинские названия и среду обитания зверей. Например, вид гадюки обыкновенной, распространенной почти на всем земном шаре, будет по-латински vipera bonys, что лично для меня разъясняет многое. А эпидемия среди животных называется эпизоотия.

А есть даже такие рыбы, которые живут в кислоте, например в кратере японского вулкана Катанума при рН14.

Несколько раз мы с родственниками проводили эксперименты. Так, чтобы увидеть в лесу дикое животное, достаточно было взять с собой Лучка, и белка, серна или даже рысь обязательно покажется. Но стоит пойти в лес одному, никого, кроме шустрых птичек, не увидишь. Впрочем, по этому поводу я особой радости не ощущаю.

Особенно меня пугает лето, когда в карманах сына прочно обживаются всякие жучки-паучки. Во мне живет страх, что кто-нибудь из принесенных этим удивительным мальчиком насекомых окажется ядовитым и тогда…

Однако зимние месяцы не менее хлопотные. Наиболее тяжелым выдался минувший год. В нашем микрорайоне развелось много собак, понятное дело, голодных, которых Лука решил кормить. Выглядело это так: идет карапуз, ростом чуть выше табуретки, в детский сад, плюшевый рюкзак за плечами, а за ним бегут все собаки с окрестных улиц, включая и дворнягу со щенками. Проводит стая своего Лучика и ждет, пока он какую-нибудь котлетку им вынесет.

Это одна сторона медали, другая — все то же усыновление зверья, как правило, неухоженного, не приученного к туалету.

В минувшее лето чудо-ребенок отдыхал на Севере, уж там, думала я, разных гадов не достать. О, как я ошибалась! Буквально на следующей неделе по приезде Лука взял шефство над длиннющим ужом, который с удовольствием питался требухой от карасей. «А можно я его домой привезу?» — вскоре услышала я по телефону счастливый голос доброго человечка.

На прошлой неделе Лука спас жизнь придавленной воротами детсада крысе. Он пришел к поварихе и сказал: «Вот вам семь рублей, пожалуйста, отодвиньте ворота, там живая серая большая мышь. Вы знаете, у нее тоже есть душа»…

…Иногда во мне просыпается что-то первобытное, и это «что-то» мне подсказывает, что маленькому философу в жизни будет трудно, он должен стать охотником, ведь каждый мужчина должен быть немножко охотником; но проходит время, и я утешаю себя тем, что кому-то нужно спасать этот мир от людей, во всяком случае, от многих из них. Страшно? Да. Но кто-то ведь должен открывать мир животных для людей… или наоборот?

В то же время у своих родственников я стяжала славу безалаберной дамочки, которой собственная судьба «по барабану». Но было поздно. Мы с Лукой научились культивировать счастье. И долгое время — вплоть до того дня, когда я узнала о диагнозе, — были полноценно счастливы.

Это было так странно! Впервые я четко осознала, что не хочу путаться в длинном, но красивом халате, сойдут старая футболка, изношенные тапочки, главное — мне в этом удобно и легко. Боже, какое счастье не зависеть от чьего бы то ни было мнения! А главное, делать то, что подсказывает внутренний голос.

Я стала много голодать. И в это трудно поверить, но без водки, без разговоров «за жизнь», без чьего-либо одобрения моих поступков была счастлива. У меня оказался неплохой голос, и я часто пела разные песенки. Нет, не надрывно, как раньше под гитару, чтобы кому-то понравиться и услышать комплименты, а для себя. А потом у меня совершенно изменились вкус, восприятие запахов, цветов. Интуитивно я понимала, что так и должно быть. Не случайно во всех религиях мира есть посты. Это нужно затем, чтобы научиться чувствовать потребности своего организма, движение токов крови, биение сердца.

По ночам я писала стихи. По правде сказать, писала их и раньше, но раньше я старалась тщательно подбирать рифмы, каждую, как мне казалось, мудрую мысль непременно обрамляла в тонкие словесные кружева. Теперь же мне были интересны мысли в чистом виде и стало безразлично, рифмуются они или нет. Хотя, надо признать, чаще все-таки они рифмовались.

И однажды — о, я прекрасно помню тот день! — я вполне четко осознала: свободна! Свободна от чужих мнений и предрассудков; от всевозможных давлений на мою окрепшую теперь личность. И если кому-то или чему-то подчинена, то уж точно не человеческому влиянию.