Обычно для такого загончика для привилегированных особ именно я составляла списки. Невозможно заставить меня принять тыкву за карету, а паразитов за инвестиции. Если у меня еще не сложилось четкое представление о моей участи, то в этот вечер я прозрела. Только прихлебатели приветствовали меня. Настоящие приглашенные, боясь, что их возьмут на заметку Оливье или его придворные, избегали меня. Певцы приветствовали меня кивком на расстоянии. Девочки из моей команды, навострив глазки, улыбались мне и тут же убегали, чтобы заняться своей работой. Журналисты меня уже забыли. Я причалила, как лодка, к журналисту из «Либерасьон», своему старому приятелю. Однако я не похвалила его урезанную версию недавних событий. Он засмеялся и сказал:
— Это правда, я кое-что осветил, но не на всех этажах. Это вина мэтра Делора, адвоката Аньес де Курруа. Он сначала обещал мне золотые горы, а потом, как всегда, башмачок оказался наполовину пустым. При этом у нас было больше фактов, чем у других.
На этом он остановился. В любом случае, это дело его больше не интересовало. Ему больше хотелось выведать у меня хоть какие-нибудь сведения о Эдуаре де Ротшильде, их новом владельце.
— Никто о нем ничего не знает, и все опасаются, что он, в конце концов, любит свои деньги больше, чем нашу команду. Что ты о нем знаешь?
Да совсем ничего. Кроме того, что он наверняка устроит сокращение. Это было вполне в духе времени, и я посоветовала журналисту сделать, как я, — установить контакты по этому поводу в городе, в других местах. Он улыбнулся и направился к Жюльет Бинош [104] Жюльет Бинош (р. 1964) — французская киноактриса.
. Я не пошла с ним. В моем состоянии у меня не было сил вести беседы с интеллектуалкой такого полета. За три дня до этого, отвечая на вопрос «Когда вы были больше всего счастливы?», заданный журналом «Экспресс», она сказала: «В изумлении разделенной интимности». На следующий же вопрос «А когда вы чувствовали себя несчастнее всего?» она ответила: «В изолированности моих страхов». В тот момент я усмехнулась. Но потом я вспомнила, что обычно сама перечитывала такого рода ответы и несла ответственность за содержание интервью артистов из обоймы «Континенталь». И подумала, не была ли я больше счастлива, оказавшись за пределами этой системы. Уверяю вас, это длилось недолго. После трех месяцев полного поста оказаться в центре всеобщего возбуждения — у меня было впечатление, что мои легкие наполняются вновь. И угадайте, кто подошел вдуть мне немного кислорода. Оливье собственной персоной.
Вдруг он оказался рядом со мной, поцеловал меня в щеку, довольный моим присутствием. Я знаю Париж и его тартюфов, но тут, стоит сказать, я вздохнула с облегчением. На протяжении шести месяцев повседневного сотрудничества с Оливье я всегда видела его холодным или авторитарным, а сейчас он во весь рот улыбался. На нем были джинсы и кожаная куртка, которые шли ему, как сутана рыбаку. Забыв обо всех унижениях, которым он меня подверг, Оливье спросил меня, довольна ли я, что нахожусь здесь. Я предпочла промолчать. Неважно, Оливье продолжал, не ожидая от меня ответа. Он был очень рад моему присутствию. И конечно же рассчитывал, что я приду на ужин после концерта на авеню Матиньон. Я продолжала оставаться другом дома. Истина, откровенность и искренность — им нечего делать на этой панораме. Я стала играть с этим каннибалом в его же игру и просто спросила его, как он ладит с Аньес. Чудесно. Эта девица кого угодно засунет к себе в карман.
— Она хитра, — согласился Оливье. — Настоящая парижская буржуазка. Она не позволяет использовать против нее никакое оружие, не делает каких бы то ни было заявлений для прессы, напоминает каждому, что она провела восхитительные моменты в обществе Николя Саркози, назначает встречи на Трокадеро. Как только ее спрашивают о судебном деле, она принимает огорченный вид и тоном принцессы предлагает, чтобы лучше поговорили с ее адвокатом. Невозможно добиться от нее каких-либо подробностей о характере ее жалобы. Пресса себе зубы обломала. Никогда Аньес не произносит ни одного неприятного слова о Брюсе. Если вы хотите выставить ее как охотницу за деньгами, которая хочет облапошить простака, она тут же изображает из себя элегантную женщину, которая любит только восемнадцатый век, Мишле и музей Лувр. Послушать ее, так это дело вообще непонятно ей. Что не мешает ей допускать распространение слухов о том, что она стала заложницей ссоры между певцом и звукозаписывающей фирмой, издающей его альбомы. И поскольку Аньес много раз это повторяла, она стала в этом убеждена, и это хуже всего. Теперь приходится приспосабливаться к ее сценарию. Потому что, вы должны знать это уже сейчас, она победила. Вы в этом очень скоро наглядно убедитесь.
Читать дальше