— Но… — он запинается, и я слышу как он делает большой глоток, — почему Алан называет ее Орлой Кеннеди? Почему она говорит о моих трусах?
— Она — мой двойник, — просто отвечаю я.
— Что? Как близнец?
— Не совсем. — Я делаю глубокий вдох. — Она мой двойник.
— Ваш что?
— Телесный двойник. Понимаете, когда один человек притворяется другим человеком.
— Шизофреник? — рявкает Джастин. Он зол, но я его понимаю. — Какого черта вам понадобился двойник? Вам что, не нравится быть звездой общенационального масштаба?
— «Абакус Венчурс», компания, которая одолжила мне деньги на покупку ваших трусов и разработку сайта, решила, что у меня непредставительный вид для участия в рекламной кампании проекта «Легче перышка». Им понадобился другой человек, потому что я не тощая.
В трубке раздается хмыканье.
Ведущий держит в руках трусы «упругий живот», он растягивает их, насколько это возможно, и спрашивает Антею, что в них не так. Это хлопчатобумажные розовые трусы, по талии обшитые кружевом. Для больших трусов они довольно симпатичные. Алан спрашивает ее, почему она не хочет их носить. Антея неспешно встает, выхватывает растянутые трусы и прикладывает к своему животу. Трусы шире, чем ее талия, как минимум, на шесть дюймов. Антея принимается расхваливать преимущества трусиков «стринг».
Страшно даже подумать об этом. Это с ее-то костлявой задницей? Наверное, они разрезают тощие ягодицы как сырный нож.
— Если бы вы только знали, как мне сейчас тошно, — сознаюсь я.
— Вам тошно? Это мой товар спускают в унитаз. И вообще, я ничего не понимаю. Этот веб-сайт для крупных леди. Так почему, черт возьми, крупная леди не может стоять в его главе?
Логично. Но я об этом не подумала, когда зашел разговор о капитале в полмиллиона фунтов. Какая же я тряпка. Знала ведь, что Джайлс Хеппельтвейт-Джоунс дает идиотские советы, но не смогла противостоять ему Правда, пыталась на последнем совещании, потребовав, чтобы Антея рекламировала товар и вела себя так, как я, но было уже слишком поздно. Теперь она у всех прочно ассоциируется с проектом «Легче перышка». И теперь, что она бы ни говорила и ни делала, все пойдет во вред моему проекту.
С самого начала я должна была проявить характер, разговаривая с Джайлсом и Майком Литтлчайлдом. Сказать, что это моя компания и ее рекламой буду заниматься я. Я не уродлива, и в моем лице нет ничего необычного: ни больших родинок с неприглядными волосками, ни каких-нибудь шишек, которые выглядят так, словно вот-вот вылезет еще один нос. Я вполне обычный человек. На меня не оборачиваются. От меня не отворачиваются. Ну и что с того, что когда-то я весила на три стоуна больше? Зато теперь на три стоуна меньше. Моя диета приносит результат. Конечно, цель пока не достигнута и я не выгляжу, как Кейт Мосс, но и вряд ли когда-нибудь стану на нее похожа. А если честно, то и не хочу этого. Для того чтобы быть такой тощей, как она, нужна дисциплина; после вечера в ресторане придется весь день есть фрукты и пить минеральную воду.
— Наверное, людям приятнее смотреть на стройных женщин, — говорю я. — Вы хоть раз видели, чтобы по подиуму ходила толстая дама? И к тому же никто не станет рекламировать Общество анонимных алкоголиков, вытянув вперед бутылку джина, — разглагольствую я и цитирую победоносный девиз Джайлса.
— Не будет, — рявкает он, — и это вопиющая бестактность. Я сыт по горло всеми этими ненавистниками объемов, которые диктуют, что должно нравиться, а что не должно. По горло. Я делаю товар для полных женщин. Настоящих женщин. У них есть закладные. За плечами разводы. У них почти нет денег. У них вопят дети. У них варикозное расширение вен. У них молочница. Почему они не хотят, чтобы товар рекламировала настоящая женщина? А не тощая кукла, которая только и умеет, что ходить, разговаривать и есть.
— Даже не знаю, что я могу сделать, — униженно говорю я. — Она должна была быть мной. — Я выдерживаю паузу и затем уверенно продолжаю: — Я с ней серьезно поговорю.
— Серьезно поговорите? — злобно вскрикивает Джастин. — Теперь придется придумать что-нибудь посерьезнее, чем просто серьезный разговор, иначе я расторгну наше соглашение. Я не отправлю вам больше ни одной коробки. Даю пять дней на то, чтобы разобрать этот бардак. Пять дней. — Он кидает трубку.
Я смотрю в экран телевизора. Бегут титры. На заднем плане зафиксирован кадр, в котором Антея и Алан смеются, словно старые друзья, над какой-то статьей в газете, разложенной перед ними на кофейном столике. Так нечестно. Ей можно смеяться. Она свободна от любой ответственности. Она может кокетливо встряхивать волосами, в то время как я готова вырвать свои с корнем. Какой фокус можно придумать, чтобы уладить неприятности всего за три дня?
Читать дальше