Рози Томас - Чужие браки

Дженис прилегла поспать на часок, остальные же действительно наблюдали через окно кухни за рядом детских головок одна меньше другой — от Тоби до Элис. Родители ощущали сегодня, как никогда, бремя ответственности за детей, которое одновременно объединяло и разделяло их, как бы связывая висящими в воздухе нитями, невидимыми глазу. Еще все они сознавали, что сидели позавчера в саду, пили и смеялись в тот момент, когда Уильям уже свалился со скалы, и общее чувство вины тоже заставляло их сплотиться.

Марсель вытирала тарелки — все терла и терла их кухонным полотенцем.

— Когда он придет в сознание, с ним все будет в порядке?

— Я не знаю, — ответил Майкл. — Думаю, что они и сами не знают. Все может быть, это будет ясно только, когда он очнется.

Марсель продолжала возиться с посудой, глядя через окно на сидящих в саду детей.

— Это наша вина?

«Что ж, такой вопрос очень характерен для Марсель, — подумал Майкл. — Она всегда готова были винить во всем себя». Но он думал так без раздражения, просто констатируя факт.

— Ничего уже не исправишь — есть в этом чья-то вина или нет. — Эти слова произнес Гордон.

Вики, кормившая Хелен, подняла глаза. Девочка сидела в детском стульчике, который крепился специальным приспособлением к кухонному столу. Вики обратила внимание на то, что Гордон, которого уже не было в саду, когда ушли старшие дети, отождествляет себя тем не менее с остальными, тоже чувствует себя причастным к трагедии. Вики улыбнулась мужу, в очередной раз сознавая, как сильно она любит его.

— Гордон прав, — сказала она Марсель.

Они услышали шаги у себя над головой — проснулась Дженис. На этот раз не надо было выражать словами того, что они чувствовали — сострадание и дружеское участие.

Дженис опять поехала в больницу ждать вместе с Эндрю новостей о состоянии сына.

Прошло еще два долгих дня и две ночи, отпуск заканчивался, а состояние Уильяма Фроста оставалось неизменным.

Семьи погрузили свои пожитки в машины и отправились в Графтон. Эндрю и Дженис договорились, что будут по очереди приезжать дежурить у постели Уильяма, чтобы, когда мальчик очнется, кто-нибудь из них обязательно был рядом.

Наступил сентябрь. Листья каштанов в Епископском саду начинали понемногу желтеть. Утром по полям вокруг Графтона стелился туман, звон колоколов как бы стоял неподвижно в сыром осеннем воздухе. Улицы Графтона понемногу пустели — поток туристов сокращался, в деловых кругах города после летних отпусков наметилось некоторое оживление.

Все с нетерпением ждали новостей от Фростов. Когда они встречались друг с другом, то обычно тихо сидели парами вокруг стола, как бы под впечатлением всех одновременно происшествий этого года. Уильям все еще был в коме.

Стелла жила с Ниной на Аллее Декана, хотя и готовилась к отъезду за границу. Все переговоры с Джимми были на удивление подчеркнуто официальными, словно они были едва знакомыми людьми.

Сама Нина чувствовала себя неспокойно. Она закончила один заказ и никак не могла найти следующий. Она опять стала совершать долгие прогулки, иногда задавая себе вопрос, не пытается ли она просто таким образом избавиться от мучивших ее вопросов о будущем, на которые никак не могла найти ответа. Компания Стеллы была приятна ей лишь отчасти. Иногда Нине хотелось снова быть одной, как будто это помогло бы ей обрести ясность мыслей.

Однажды мрачным осенним днем, идя через лужайку перед собором, Нина замедлила шаг и стала разглядывать западный фронтон. Теперь уже всю стену освободили от лесов, и статуи высились рядами одна над другой до самых башенок наверху. Нина простояла так довольно долго, восхищаясь работой средневековых каменщиков и успехами современных реставраторов. Затем она повернулась и, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, вошла в собор. Она давно уже не была в соборе, но запах ладана, эхо шагов, приглушенные голоса — все казалось ей таким же знакомым, как звуки и запахи собственного дома. Она прошла в неф и опустилась на одно из деревянных сидений и сидела так, сложив руки на коленях и с благоговением глядя на высокий алтарь.

Она не собиралась оставаться на вечернюю молитву, но, просидев несколько минут, не заметила, что впереди нее занимают места несколько человек. Заиграл орган, и хористки и священники начали занимать свои места. Зазвучало мелодичное сопрано солиста.

И только тогда Нина заметила мужчину, преклонившего колени недалеко от ее места. Он поднялся и сел, вслушиваясь в пение хористов. Это был Гордон Рэнсом. Он был в деловом костюме, на соседнем сидении стоял его дипломат.